Искусство прекрасных душ

Г. Моро. Химера. 1866. Холст, масло

Гюстав Моро (1826–1898) был художником, как заметил искусствовед Мейер–Грефе, «создавшим искусство “прекрасных душ” и не задохнувшимся в бутафории своей символики лишь благодаря воспоминанию о своем учителе». Он был учеником и другом ТеодораШассерио и от него взял не только виртуозное владение рисунком, благородство колорита, оригинальное композиционное построение, но и любовь к красоте в ее самых ярких и чувственных проявлениях. Гюстав Моро стремился максимально наполнить свои картины подробностями и деталями, называя это «необходимостью роскоши». «Ориентальные впечатления», привезенные Шассерио изКонстантины и Алжира, угадываются и в работах его ученика, который во многом пошел дальше Теодора Шассерио, соединяя на полотне образы, взятые из разных культур и эпох, и стал предтечей экспрессионизма.

Моро, стремившийся отгородить свои произведения от неверной трактовки, предпочитал делать это сам, искренне сожалея, что «до сих пор не нашлось ни одного человека, который мог бы всерьез рассуждать о моей живописи». Поклонявшийся его творчеству писатель–символист Гюисманс, автор культового романа «Наоборот» (1884), считал Моро уникальным художником, не имевшим «ни реальных предшественников, ни возможных последователей».

В течение всей жизни Моро писал в духе символизма композиции на религиозные, мифологические и аллегорические темы. Друзья называли его «отшельником, поселившимся в самом центре Парижа», а Эдгар Дега — «отшельником, который знает все расписания поездов»: в уединении Моро следил за всеми интеллектуальными течениями своего времени.

Гюстав Моро родился в Париже, в богатой семье. Впоследствии к комфортабельному родительскому дому, расположенному вблизи вокзала Сен–Лазар, он пристроил великолепные залы и огромную мастерскую и жил там почти в одиночестве, мало заботясь о выставках своих работ и еще меньше об их продаже.

В своих произведениях он порой отражал глубокие жизненные переживания, раскрывая богатую палитру своей загадочной души. Так, потрясенный смертью ТеодораШассерио (умер в 37 лет) Моро посвятил ему картину «Юноша и смерть» (1856).

Одним из шедевров художника стало полотно «Эдип и сфинкс» (1864). Выставленное в том же году в Салоне оно было приобретено за 8000 франков принцем Наполеоном. Моро высоко ценил великолепное произведение Энгра на эту тему и, блестяще владея рисунком, перенял у Энгра используемый им принцип выразительности силуэтов древнегреческой вазописи. Однако в картине Энгра Эдип — главный и торжествующий герой в центре композиции, чего нельзя сказать о произведении Моро. У Моро в мистическом единении царского сына и мифологического существа отражено одновременно вечное притяжение и взаимное отторжение: отталкивающе прекрасное крылатое чудовище с телом львицы и нежным женским лицом прыгнуло на грудь юноши, они словно в немом оцепенении и в минутном раздумье пристально глядят друг другу в глаза. Здесь решается судьба каждого.

Г. Моро. Поэт и кентавр. Бумага, акварель

В картине проявляется принцип, выводимый Моро из наблюдения над классической живописью, — принцип «прекрасной инерции», который он будет последовательно воплощать в своем творчестве. Открытие «Эдипа и сфинкса» Гюстава Моро пробудило фантазии многих художников–символистов, например, помогло Одилону Редону осознать свое призвание, и первые его полотна, в частности «Красный сфинкс» (1912), были навеяны работами Моро. Бельгийский художник–символист Фернан Кнопф, покоренный фантазией Моро, создал свой вариант картины «Эдип и сфинкс» (1896), где в изображении прильнувшей к Эдипу женщинытигрицы очевиден отход от классических канонов, которых в определенной мере придерживался Моро. Роковым эротизмом наполнены произведения Франца фон Штука, неоднократно обращавшегося в своем творчестве к изображению сфинкса в образе женщины, внешне лишенной признаков мифологического существа, но наполненной внутренним демонизмом, как в произведении Штука «Сфинкс» (1895–1902).

Однако драгоценное искусство Гюстава Моро сложно причислить только к символизму. Как большой мастер, он соединял в своем творчестве многие стили и направления. В его произведениях угадывается не только академический классицизм и отголоски романтизма. В них заметно влияние мастеров эпохи Возрождения ипомпеянской настенной живописи, которые художник внимательно изучал во время поездки по Италии (1857–1859). В произведениях мастеров итальянского Возрождения Моро волновали не столько героические и монументальные аспекты их творчества, сколько духовные и мистические.

У Моро хранились репродукции всех картин Леонардо да Винчи, представленных в Лувре. В ХIХ веке Леонардо считали предтечей европейского романтизма, и Моро часто обращался к его произведениям, когда ему надо было изобразить скалистый пейзаж («Орфей», «Прометей»). «Я никогда не научился бы выражать себя, — скажет Моро, будучи уже зрелым художником, — без постоянных медитаций перед работами гениев: «Сикстинской мадонной» и некоторыми творениями Леонардо».

Однако он был художником своего времени, тонко улавливающим его веяния. Зло и смерть станут центральными темами в творчестве Гюстава Моро. В раскрытии роковых женских образов Моро был неподражаем, и это чувствовали не только художники, но и поэты и писатели. Он стал любимым художником салонов сенжерменского предместья, его восхваляли Робер де Монтескью и Оскар Уайльд, Марсель Пруст вспоминает о нем в «Поисках утраченного времени». Моро подсказал Жану Лоррену кровавую сцену «Конца одного дня»: в описании восстания в Византии усыпанная драгоценностями отрубленная голова императрицы, уподобляемая консоли, напоминает голову Орфея с картины Моро «Женщина, несущая голову Орфея» (1865).

Было бы ошибкой утверждать, что Моро видел в женщине только порочность и коварство. Обращаясь к Святому Писанию, художник создавал идеализированный образ женщины целомудренной, глубоко религиозной («Святая Цецилия»). Одна из самых загадочных картин художника — «Мистический цветок» (1890), где женская фигура святой возвышается над огромной лилией, произрастающей из скалы, покрытой фигурами мучеников. Очевидно, что пейзаж дальнего плана навеян полотнами Леонардо да Винчи.

Г. Моро. Галатея. 1880. Дерево, масло

Его прекрасной музой была Александра Дюре. После смерти любимой в 1890 году, художник посвятил ей проникновенное полотно «Орфей у гробницы Эвридики». В своих картинах Моро незримо передавал Божественное, утверждая Бога: «Я верю только в него. Я не доверяю ни своему осязанию, ни своему зрению. Только то, что я чувствую в душе, кажется мне вечным и несомненно достоверным».

В течение жизни стиль Моро менялся, постепенно его живопись становилась более свободной и экспрессивной. Как справедливо подметила В.А. Крючкова («Символизм в изобразительном искусстве», 1994), Моро считал орнаментику способом отчуждения образа, проявлением абстрагирующей воли. Так, в «Танцующей Саломее» (1876), или «Татуированной», в ажурном узоре, которому едва ли можно придать определенный изобразительный смысл, покрывающем как фигуру Саломеи, так и детали интерьера, угадывается усиление призрачности сцены, «которая колеблется, как мираж в потоках горячего воздуха».

На эту же тему Моро выполнил акварель «Явление» (1876), неодобрительно встреченную критикой. Оценили ее только писатели–символисты, в первую очередьГюисманс: «Никому еще с помощью акварели не удалось достичь такой сочной гаммы цветов и с помощью бедной химической краски так передать сияние стекол, пронизанных солнечными лучами, и фантастическую роскошь тканей и плоти».

Уникальной жемчужиной в драгоценном ожерелье работ художника стала картина «Единороги» (1885), написанная по мотиву шпалеры ХV века из музея Клюни. На фоне волшебного пейзажа, в гармоничном соединении с природой существуют девушки и мифические существа. Все здесь словно окутано роскошью дорогих тканей, наполнено мерцанием драгоценных камней. Художник сумел воспроизвести с помощью красок приглушенный блеск золотых и серебряных нитей старинной шпалеры. В 1880 году Моро последний раз участвует в Салоне, показывая полотна «Елена у стен Трои» и «Галатея». При всей своей любви к красоте, тонко чувствующий художник не стремился к показу эффектных сцен мифов и преданий. Его скорее интересовал глубокий психологизм, иногда подтекст произведений. Так, Прекрасную Елену Моро представил в виде одинокой фигуры у стен разрушенной Трои, у ее ног — лики погибших героев. Гюисманс писал: «Она стоит на фоне ужасного горизонта, забрызганного фосфором и закапанного кровью, одетая в платье, украшенное драгоценными камнями, словно гробница… огромные распахнутые глаза застыли, словно ее сразил столбняк» (Huysmans J.–K. Certains P. Jdem L Art Modern, 1902) С 1881 по 1886 год Моро исполнил серию иллюстраций к басням Лафонтена. В многочисленных эскизах и акварелях художник давал простор своему воображению, их непосредственная свободная манера и артистизм покорял современников.

Г. Моро. Странствующий ангел. Бумага, акварель

Художник в совершенстве владел техникой акварели, создавая в ней довольно большие, около метра, листы, отображая все богатство светотеневой моделировки, которая возможна в масляной живописи. В сериях «Пери», «Мертвый поэт», в композициях «Фаэтон», «Павлин, жалующийся Юноне», «Вечерние голоса» Моро передал воздушную грацию фигур, богатство нарядов, сказочность пейзажей и архитектуры.Тишиной и созерцательностью наполнена прозрачная, выполненная на одном дыхании изысканная его акварель «Странствующий ангел»: высоко в небе на одном из выступов похожего на мираж готического храма примостился уставший и скорбный ангел. В своем «Дневнике» Эдмон де Гонкур называл Гюстава Моро поэтомювелиром, удивительные акварели которого кажутся написанными блеском и патиной сокровищ «Тысячи и одной ночи».

Требовательность к себе со временем становилась той причиной, по которой художник оставлял работы незавершенными. Но он всегда стремился вернуться к ним, как к своему последнему шедевру «Юпитер и Семела» (1894–1895). Об этом произведении художник писал: «Это восхождение к высшим сферам, подъем к божественным истокам существ облагороженных и просветленных, то есть земная смерть и апофеоз бессмертия. Великое Таинство свершилось, вся природа наполняется идеальным, божественным, все преображается. Это гимн Божеству» (Holten R. von. Gustave Moreu, Symbolist).

Моро относился к картинам, как к любимым детям, не желая, чтобы они покидали родное гнездо. Продав мало работ при жизни, художник не торопился с ними расставаться: «Я так люблю мое искусство, что почувствую себя счастливым, только если буду писать для самого себя».

В 1888 году Моро избрали членом Академии изящных искусств, а спустя четыре года 66–летний художник стал руководителем одной из трех мастерских Школы изящных искусств. «Усвойте, — учил он, — что цвет нужно мыслить, воображать его. Если у вас нет воображения, вы никогда не создадите красивого колорита». Его лучшими учениками были Жорж Руо, Анри Матисс, Альбер Марке. Художник завещал государству свой особняк вместе с мастерской, где хранилось около 1200 картин и акварелей, а также более 10 000 рисунков. Архивы музея Гюстава Моро дают представление о невероятной широте его интересов — античные вазы, средневековые гобелены, японская гравюра, экзотическая индийская скульптура.

Г. Моро. Геракл и стимфалийские птицы

Искусство Гюстава Моро вышло за пределы Франции. Он стал кумиром Андре Бретона и сюрреалистов, вновь его открывших. Моро оказал влияние на поиски русских художников, особенно на представителей объединения «Мир искусства». На страницах одноименного журнала Александр Бенуа, высоко ценивший Гюстава Моро, опубликовал его «Источник» (1898). Константин Сомов, бывший большим поклонником художника, писал: «Работая над портретом, часто думаю во время мучительных неудач о второстепенных мастерах — Энгр,Рослен, Г. Моро стоят у меня перед глазами». Очевидно, что высказывание «второстепенные» здесь следует трактовать как художники, идущие за мастерами эпохи Возрождения — Тицианом, Рафаэлем, Пентуриккио, и тогда Гюстав Моро стоит на достаточно высоком пьедестале, в сомовском понимании. Драгоценное мерцание живописи Моро, изысканность колорита, любовь к Востоку,мифологичность мышления и некоторая экзальтация — все это было присуще и гению Михаила Врубеля.

Таинственный, неповторимый романтик Гюстав Моро прожил насыщенную творческими исканиями жизнь отшельника. Стараясь закрыться от внешнего мира и полностью посвятить себя любимым картинам, он все свои глубокие переживания отражал в них. С годами его душа не очерствела, наоборот, она все более пламенела волшебным огнем, оттого менялась его творческая манера, становясь все свободнее, трепетнее и ярче, невольно рождая новые пути в искусстве.«Страстное молчание» — так сам художник называл свое искусство.

В начало раздела "Живопись и графика">>>