«Будем как солнце…». Монументальные росписи художников «Мира Искусства»
Время безжалостно к сущему, тварному. Небрежно разбрасывает живописные полотна, губит графические листы, рушит скульптуру… К интерьерным росписям и панно время беспощадно во стократ. |
Александр Яковлев. Музыка. Роспись музыкального салона Юсупова. Париж. 1930-е.
К солнцу стремился Константин Бальмонт, выражая надежды и чаяния современников — с пиететом, подъемом, ожиданием светлого. Так думалось и виделось в начале XX века, в 1906 году. Минуло двадцать лет, и пьянящий восторг сменяет горечь — эмиграция. Мечтания Бальмонта зазвучали иначе.
Утро
1926 год. Зинаида Серебрякова (1884–1967) отправляется во Францию по приглашению бельгийского промышленника Жана Бровара. Богач был известен не только своими успехами по части предпринимательства, но и слыл неутомимым путешественником, ценителем и покровителем искусств. Теперь Бровар озаботился оформлением своей виллы «Мануар ди Рем» на самой границе с Францией…
Серебрякова исполнила по заказу роспись кабинета — над широкой деревянной панелью, на фоне географических карт расположились стоящие и лежащие обнаженные фигуры-аллегории: «Наука», «Искусство», «Изобилие», «Вода»… — вечные образы, нетленные ценности, которыми так дорожили русские мастера начала XX столетия. Женские тела свежи, полны силы и молодости.
Зинаиду Евгеньевну напитало впечатлениями путешествие по Марокко. Художница создает галерею блестящих портретов и зарисовок арабских типажей. И она вдохновенно принимается за работу…
Смерч Второй мировой войны нанес Европе чудовищные разрушения. Одно время считалось, что архитектурный ансамбль усадьбы Бровара погиб. Судьба оказалась милосердной к нему. Шедевры кисти Серебряковой сохранились.
1924–1925 годы. Проживавший в Париже бывший профессор Петроградской Академии художеств Василий Шухаев (1887–1973) работает в особняке Хауснера на улице Перголезе. Художник исполнил росписи театрально-концертного зала в стиле русских монументальных традиций. Здесь выступали Игорь Стравинский, Сергей Прокофьев, многие другие. Тут воздух был особым. Известный издатель и популяризатор литературы Яков Шифрин приглашает Шухаева, который некогда расписывал в Петрограде стены знаменитого кафе «Привал комедиантов».
В Париже тема определялась пушкинскими сказками. Сюжеты «Руслана и Людмилы», «Золотого петушка», «Царя Салтана» удивительным образом смешивались, пересекались, дополняли друг друга. Плафон, где одновременно царили Солнце и Луна, звезды и радуги, ночная мгла и сполохи света. Среди сказочных существ помещались музыканты с гуслями и гудками, балалайками и тамбуринами. Одежды скоморохов подстать разудалому настроению… — «Там русский дух, там Русью пахнет». 1930 год. Шухаев уже в Марокко, куда приглашен француженкой Жизелью Бино-Вареля. Работа предстоит фантастическая. Василий Яковлевич должен расписывать дворец султана в Рабате, затем — интерьеры гостиницы в Касабланке.
Восточный флер города-сказки ХII века на прибрежных скалах устья реки Бу-Регрег поразили русского мастера. Здания французской администрации утопали в роскоши пальм и тамарисков, цветущих инжиров и цитрусовых. Шухаев работает самозабвенно, точно заколдованный, ведомый некой силой. Рождаются восхитительные росписи ресторанного зала, фойе, холлов. В унисон пышности местного колорита стены заполняют гигантские натюрморты. Пейзажные виды из окон как бы переходят на стены, на мгновение становясь фоном, и вновь ускользают в оконные проемы… Поверх царит изобилие деликатесов и фруктов, хлебов и даров моря! Удивительно, китчевый, на первый взгляд, стиль магазинных вывесок оказался уместным. Художник мастерски избежал вульгарности и нахальствалубка.
Полдень
А в это время друг Шухаева Александр Яковлев работает в Париже. На улице Мартир художник расписывает стены ресторанчика «Бахус», облюбованный русскими эмигрантами. Яковлев дает волю раблезианству. Обжоры празднуют триумф своего кумира — Вакха. Чревоугодники движутся и возлежат на лужайках, веселятся иосоловело впадают в дрему. Природа им подстать — плодородная, изобильная, тучная.
Настенная композиция втягивает зрителя, манит, зовет, совращает. Жизнь прекрасная, хмельная и сытая! Это настроение возбуждало воображение Артюра Рембо,Эльзы Триоле, известного гурмэ Алексея Толстого…
Далее Яковлев оформляет музыкальный салон Феликса Юсупова. Заказчик предоставил художнику полную свободу творчества.
Дом Бровара, в котором работала Зинаида Серебрякова. Бельгия. Фотография 1930-х.
Тема обозначилась сама собой: музыка, театр, танец, пение. Воплощение — через легендарику разных народов. В комплексе росписей реалии соседствуют с вымыслом, уличные сценки с мифами. Цель, к которой стремился художник, была сложна, но интересна: развлечь тех, кто пришел в салон Юсупова и ожидает начала представления. Статика расписных стен оборачивалась динамикой восприятия зрителей. Таковы два панно справа и слева от камина — «Театр» и «Музыка».
Улица плавно переходила в интерьеры некоего дворца, при этом происходящее на мостовой контрастировало с действием в рисованных залах, внутри которых и оказывался зритель. Он видел уличных музыкантов там, за окнами. Перед ним играл оркестр. Там — безумствовала буффонада, здесь — царил спектакль по всем правилам. Там — «нечистые», тут — «чистые». Всем находится место на этой земле… Справа театр жизни, слева от него — музыка бытия.
Где это все? Те, кто посетил Париж последних лет и пытался разыскать следы росписей Яковлева, говорили, что новые хозяева особняка Юсупова уничтожили уникальные фрески. Остались черно-белые «блеклые» фото в изданиях 1930-х годов. Праздник цвета увял под напором времени. О бренности и тленности бытия задумался сам Александр Яковлев, когда работал в доме Бетнера в Брюсселе. Два комплекса росписей — четыре панно на тему течения времени: «Утро», «Вечер», «День», «Ночь». После будет дом Петеля, который украсит Яковлев вместе с Шухаевым. Вновь экзотика. На этот раз царят загадочные Китай и Япония, вернее, впечатления от путешествий по Юго-Восточной Азии в 1916–18 годах.
История работ Василия Шухаева и Александра Яковлева в Европе была бы бедна без забавной и шутейской росписи — увы, не сохранившейся — в помещениях форта на острове Порт-Кро, что в Средиземном море. Друзья поселились в пустовавших помещениях и сообща расцветили стены росписями, наполнили новой жизнью. Их форт превратился в своеобразный центр притяжения — небольшой остров часто посещали гости.
Тут бывали Сергей Прокофьев, Жизель Бино-Вареля, генерал Зиновий Пешков — приемный сын Максима Горького, поэт Саша Черный, натурщица и собирательница искусства русского зарубежья неподражаемая Саломея Гальперн, грузинский мастер маскарадов Ладо Гуадишвили. Здесь они сочиняли, отдыхали, рассылали по Европе смешные письма, изображали друг друга в карикатурах. Небольшой цикл карикатур стал основой для некоторых росписей…
З. Серебрякова. Автопортрет. 1926. кар. бум. 45х32,5
Очень странно сложилась жизнь любимца Петербурга, Москвы, а затем и Парижа — Сергея Судейкина. Оказавшись в 1920 году во Франции, Судейкин окунулся с головой в театральную деятельность. Очень много работал с Никитой Балиевым в его кабаре «Летучая мышь». Вскоре труппа отправилась на гастроли в США. Туда же выехал Судейкин. Что искал художник в Новом Свете, остается гадать?
Провожая друга в Америку, Сергей Дягилев увещевал его: «Не понимаю, как ты с твоим талантом, твоей культурой, решил вдруг уехать в Америку — страну бескультурья, наконец, страну — без истории!» В чем-то Дягилев оказался прав. Жизнь за океаном у Судейкина не складывалась, хотя были выгодные предложения. Художник ищет новые темы, пробует себя в новых жанрах.
В 1928 году он создает для компании «Стейнвэй» большое панно «Весна Священная» по мотивам музыки Игоря Стравинского. Сказочное язычество царило на стене. Все переплелось — музыка и роспись вторили друг другу. Через год Судейкин исполнил декоративное панно для Нью-Йоркской квартиры архитектора М. Гоффмана, а еще через год — в 1930-м — оформил холл и лестницу в резиденции миссис Хант Тэльмедж. Русские темы и русские мелодии вдохновляли мастера…
В 1943 году художник работает над росписями в здании «Кейпхарт Компани». Судейкин создает огромное панно «Петрушка», опять-таки по мотивам Стравинского, а следом другое — по «Шехеразаде» Римского-Корсакова. Христиан Бринтон, как бы оглядываясь на декорации и трудоемкие, такие разные панно художника, заключил: «Он глубоко русский. Даже больше. Его улыбающаяся, загадочная физиономия неувядаема — такая старая и такая молодая, как само человечество… Судейкина можно найти везде, где смех и где слезы. Таков дух Судейкина».
Сумерки
Зинаида Серебрякова. Десудепорт. Роспись в доме Бровара. Бельгия. 1926.
В Париже, на Крымской улице, около парка Бют-Шомон с середины XIX века стояла протестантская немецкая церковь. С поражением Германии в Первой мировой войне кирху отобрали у немецкой паствы. Комплекс храма и прилегающих построек в 1924 году был выставлен на продажу. Его приобрел на средства покровителей и меценатов глава зарубежного православия ВладыкаЕвлогий. Русская колония нуждалась в церквях, профессиональных священниках, иконописцах.
В Париж вслед за Сергеем Булгаковым, Антоном Карташовым, Николаем Лосским приехал блестящий знаток русской иконописи и канонической храмовой росписи Дмитрий Стеллецкий.
В Сергиевском соборе он первоначально занялся работой над образами алтарной преграды, золотых врат, а впоследствии много работал над росписями стен церкви — труд титанический! Образы и библейские сюжеты писались строго по «законам жанра», но были напитаны энергетической мощью такой чудовищной силы, что Бенуа не преминул отметить: «Мне бы хотелось видеть соборы, расписанные Стеллецким. Не думаю, что в них было бы хорошо молиться, и едва ли покидали бы мы их с тем трагическим чувством, которое вселяют в нас религиозные образы Врубеля. Но чисто художественное наслаждение от таких цельностей было бы большим и мне — по опыту, кажется — неисчерпаемым».
Представленные фотографии росписей и панно, конечно, не дают возможности в полной мере насладиться красотой работ крупных мастеров. Для нашей культурыэто — трагедия.
Художники русского зарубежья, приняв на себя тягостный «крест эмиграции», до конца так и остались русскими: в душе, в вере, по сути своей. Это подтверждают их работы. Русская культура вдохновляла и направляла их, тоска по России сжигала изнутри, побуждая к действиям. Художники продолжали работать. Их полотна и рисунки разбросаны по коллекциям, пользуются сегодня неизменной популярностью, востребованы. Их росписи по большей части утрачены. Навсегда.