Печати смерти и скорби
При датировке портретов эксперт-профессионал обращает внимание на нюансы, которые обычно другими не замечаются, — например, на такие деликатные атрибуты, как элементы траура на женских портретах. Казалось бы, мелочи, но они позволяют безошибочно датировать старинные портреты. |
16 апреля 1841 года… Великолепие Большой церкви Зимнего дворца дополняли раззолоченные парадные мундиры и блеск орденских знаков, роскошные платья дам и «созвездия» драгоценностей. Весь цвет Петербурга собрался на торжественную церемонию бракосочетания наследника престола, Великого князя Александра Николаевича, и принцессы Гессен-Дармштадтской, принявшей православие с именем Мария Александровна. Все ждут выхода царской фамилии. Гофмаршал «Двора Государя наследника цесаревича Александра Николаевича» Василий Олсуфьев придирчиво оглядел гостей, их туалеты — все ли в порядке? Но что это?
К.П. Мазер. Н.Н. Пушкина во вдовьем платье. 1839. Х., м. 47,7 х 42. Всероссийский музей А.С. Пушкина, Санкт-Петербург
На хорах резко выделяется из всех некая дама — поверх ее роскошного платья — о, ужас! — черная кружевная накидка. Срочно просят снять, а затем убрать вовсе, чтобы «не было видно ничего черного». Что так смутило гофмаршала?
Черные одежды
Этот мрачный цвет издавна считается символом печали, скорби, смерти. Посему никакой «черноты» на свадебном торжестве, только светлые, радостные цвета — в тон настроению. И, наоборот: по случаю горя — подобающие одежды. Люди верили, что в таком облачении дух умершего не узнает скорбящего, не причинит ему вреда. Отсюда черные накидки и вуали у женщин, покрывающие голову и лицо.
Многовековая житейская традиция соблюдения траура к XVIII–XIX векам обратилась в строгий регламент. Вот как описала, например, эту сторону жизни аристократии Елизавета Петровна Янькова (1768–1861) в мемуарах «Рассказы бабушки»: «Крестины [дочери Е.П. Яньковой Софьи] были прегрустные, все мы были в глубоком трауре, потому что едва исполнилось шесть недель по кончине батюшки… Когда кто-то из родственников умирал, носили по нем траур, смотря по близости или отдаленности, сколько было положено. Вдовы три года носили траур: первый год только черную шерсть и креп, на второй год черный шелк и можно было кружева черные носить, а на третий год, в парадных случаях, можно было надевать серебряную сетку на платье, а не золотую. Эту носили по окончании трех лет, а черное платье вдовы не снимали…
В. Эриксен (?). Великая княгиня Екатерина Алексеевна в трауре. Перв. пол. 1762. Медь, м. 21,5 х 19,3. Государственный Русский музей
Первые два года вдовы не пудрились и не румянились; на третий год можно было немного подрумяниться, но белиться и пудриться дозволялось только по окончании траура. Также и душиться было нельзя, разве только употребляли одеколон. Богатые и знатные люди обивали свои кареты черным, и шоры были без набору, кучера и лакеи в черном». Отступление от правил осуждалось общественным мнением.
Положение «отступника» на службе ли, при дворе или в свете в расчет не принималось.
22 мая 1880 года… Скончалась супруга императора Александра II, Мария Александровна. Для Петербурга не было секретом, что у государя при законной имелась гражданская жена — княгиня Екатерина Михайловна Долгорукая, с этим все молча смирились. После смерти императрицы Александр II должен был год соблюдать траур, но желание поскорее оформить брак с Долгорукой, тем самым упрочить положение незаконнорожденных детей, толкнуло царя на небывалое — пренебрежение традицией. Вот как говорит об этом Александр Николаевич Бенуа: «Через месяц по городу начинает ползти слух, что княжне Долгорукой дарован титул княгини Юрьевской... и, наконец, что он [Александр II] уже с нею и обвенчался. Казалось совершенно невозможным, чтобы наш добрый и сердечный государь мог совершить такой поступок…»
Декабрь 1837 года… Прощаясь с женой, умирающий Пушкин наказал ей: «Ступай в деревню, носи по мне траур два года, и потом выходи замуж, но за человека порядочного». В 1839 году шведский художник К.П. Мазер написал портрет Натальи Николаевны, на котором она изображена в трауре. Черные одежды она продолжала носить вплоть до второго замужества. Зимой 1844 года Пушкина знакомится с генерал-майором Петром Петровичем Ланским. Ее внучка Елизавета Бибикова вспоминала: «Бабушка была в черном бархатном платье, такая красивая, убитая горем, что дед сразу в нее влюбился». 16 июля 1844 года они обвенчались.
Неизвестный художник (копия с С. Рокотова). А.И. Куракина в трауре. 1783. Х., м. 63,5 х 59,5. Государственный Русский музей
Интересно, что детали траура в мужском костюме тоже были определены регламентом и общественным мнением, а вот портретных «документов» о сем нам не встретилось. Только письменные: для гражданских лиц полагалась черная повязка на рукаве фрака или сюртука.
По части военных читаем в газете «Санкт-Петербургские ведомости» за 30 августа 1844 года: «Государь Император Высочайше повелеть соизволил: всем военным, генералам, штаб и обер-офицерам до похорон в Бозе почившей Государыни Великой Княгини Александры Николаевны [дочери императора Николая I] носить полный траур на эполетах, аксельбантах, на левой руке, темляках и на шляпах; а после только на левой руке и на темляке».
Смерть члена европейского владетельного или российского императорского домов предусматривала придворный траур, о чем публиковалось объявление в тех же «Санкт-Петербургских ведомостях». Особым случаем считался, безусловно, траур по кончине царствующего императора (императрицы).
25 декабря 1761 года скончалась Елизавета Петровна. Августейшее тело было выставлено в траурной зале Зимнего дворца. Супруга Петра III Великая княгиня Екатерина Алексеевна не пропускала ни одной панихиды. Не без умысла. Екатерина готовила почву для захвата власти.
Положенный годичный траур пришелся на недолгое правление Петра III и первые месяцы самодержавия Екатерины II.
П.А. Ротари (?). Е.М. Храповицкая. 1754–1755. Х., м. 65 х 53. Государственный Русский музей
Перед нами работа датского художника Виргилиуса Эриксена, работавшего в России. Екатерина изображена сидящей в кресле в черном траурном костюме: на голове черный чепчик со шнипом, полностью закрывающий волосы, темное широкое платье с нашивными белыми полосами — плерезами. Это портрет особый. Смерть Елизаветы Петровны помогла Екатерине Алексеевне разрешить проблему, которая в противном случае грозила скандалом — императрица была беременна от гвардейца Григория Орлова. Траур резко ограничил придворную жизнь Екатерины. Она из апартаментов почти не выходила, на балах не появлялась, показывалась лишь в слабо освещенной зале у гроба Елизаветы Петровны. 11 апреля 1762 года государыня тайно родила сына Алексея, ставшего родоначальником графской фамилии Бобринских. Траур помог покрыть грех, и не только…
Обратим внимание, что все экземпляры «траурного» портрета Екатерины II — до нас дошли шесть — имеют небольшие размеры, всего 20 на 18 см. Сказалась потреба политического момента. Императрица создавала себе реноме законной, «правильной» государыни — каковой, кстати, вошла в историю — и распространяла «траурные» портретные миниатюры среди приверженцев и колеблющихся придворных. Любопытный пример использования траура в целях, далеких от возвышенного и праведного…
С этим «инструментарием» эксперты совсем по-иному взглянули на портреты. Мы рискнули предположить, что строгие правила ношения траура в XVIII–первой половине XIX века и, как следствие, элементы траура в женской одежде помогут установить наиболее точную дату написания того или иного портрета.
Ошибки быть не может
Итак, проверим справедливость этой гипотезы. Посмотрим на портрет княгини Александры Ивановны Куракиной, урожденной графини Паниной (1711–1786). Оригинал Ф.С. Рокотова хранится в Третьяковской галерее (ГТГ), копия с него работы неизвестного художника находится в фондах Русского музея (ГРМ) — без даты. Княгиня изображена в светлом платье, поверх которого надета черная кружевная накидка. На голове белый кружевной чепец с бантом; поверх чепца наложен черный платок, завязанный под подбородком. Фасоны платья и кружевного чепца, а также время смерти А.И. Куракиной приблизительно датируют портрет первой половиной 1780 годов.
Уточнить датировку портрета помогают элементы траура — черный платок на голове, черная кружевная накидка на платье. Изучение родословной Александры Ивановны указывают на то, что она скорбит по своему родному брату, графу Никите Ивановичу Панину, скончавшемуся 31 марта 1783 года. Иного нет — портрет написан не ранее 1783 года.
П.А. Ротари. Графиня В.А. Шереметева в трауре. 1762 (ранее — 1760). Х., м. 59,0 х 47,5. Музей-усадьба «Кусково»
Подтверждение наших выводов находим на оригинале Рокотова из ГТГ, в старинной надписи на портрете: «... Куракина княгиня Александра Ивановна урожденная Панина отъ роду 72 лет списана 1783 году...». Все точно.
Подходим к портрету Елены Михайловны Храповицкой, урожденной Сердюковой, предположительно написанному итальянским художником Пьетро Ротари. Каталог живописи ГРМ 1998 года дает такую информацию: «по покрою платья и форме прически» датируется 1750–началом 1760 годов. Вновь нам помогают элементы траура. Храповицкая изображена в черном платье, на голове черная же наколка с мыском надо лбом. Вокруг шеи рюш из черного газа, перевитые концы которого спускаются на грудь. Все ли? Замечаем серьги — «черный камень» в золотой оправе. Вспоминаем, что по правилам соблюдения траура «никакие драгоценные уборы не допускаются; единственное, что можно носить — это вещи из каменного угля». Все встает на свои места. Портрет Храповицкой безошибочно датируем 1754–1755-м. Именно в этот год Елена Михайловна соблюдала глубокий траур по своему отцу, известному инженеру-самоучке Михаилу Ивановичу Сердюкову.
Перенесемся в подмосковную усадьбу Кусково, бывшую вотчину графов Шереметевых. Здесь хранится интересный для нас портрет графини В.А. Шереметевой (1711–1767), урожденной княжны Черкасской, кисти итальянского художника Пьетро Ротари. Когда-то портрет датировали приблизительно — 1760 годами. Попробуем уточнить.
Графиня изображена в красном платье, поверх которого черная кружевная накидка. На голове светлый чепчик, подвязанный черной лентой, в ушах «знакомые нам» серьги с «черными камнями». Сопоставляем неточную датировку со временем, когда Варвара Алексеевна могла пребывать в трауре. Подходит лишь одно печальное событие — смерть императрицы Елизаветы Петровны. Значит, написание портрета относится к первой половине 1762 года…
В одном из частных собраний Франции хранится акварельный портрет графини С.А. Бобринской (1829–1912), фрейлины Высочайшего Двора, жены предводителя дворянства Санкт-Петербургской губернии, члена Государственного Совета графа А.А. Бобринского. Софья Андреевна сидит в кресле, на ней черное платье, голову покрывает черная наколка. Хорошо видны подпись и дата: «W.Hau 1855». Тут мы движемся в обратном направлении: привязываем имеющуюся дату к определенному событию. Таковое одно в истории России и семьи Бобринских — смерть императора Николая I.
Азарт исследования приводит нас к действительным загадкам. Вот, например, неоконченный портрет государыни Елизаветы Петровны работы Ротари из собрания ГРМ. Она пред нами в темном платье, черная наколка на голове подвязана бантом. Портрет заказан фаворитом Елизаветы Петровны графом Иваном Шуваловым, но закончен он не был. Императрица скончалась до срока, по ней был объявлен траур. А вот по кому она сама носила черные одежды — остается тайной. Может, по кончине какого-либо европейского монарха? Его супруги?
Не менее загадочен «Портрет девушки с кувшином в руках» из собрания графини Келлер, который после 1917 года через Государственный музейный фонд поступил в ГРМ. Технико-технологическое исследование датирует картину серединой XIX века, что бесспорно. Но кто эта красавица в траурном одеянии? На девушке горностаевая мантия, спадающая с плеча, — атрибут принадлежности к высшим кругам. Некто в трауре из семьи Келлер? Иль аллегория самого траура, неизбежного конца? На голове девушки черная кружевная косынка, широкие рукава оторочены черной бахромой, пуговицы черные. Руки наклоняют кувшин, в котором нет ничего. Живительная влага иссякла, жизнь кончена…