Логотип
Издательство «МИФ»

ОСТРОЖСКОЕ ДЕЛО

К этому времени относится так называемое Острожское дело, в значительной степени способствовавшее дальнейшему сближению России и Мальты. В шифрованной депеше от 29 сентября 1772 г. Кавалькабо известил графа Н. И. Панина, что „Орденский совет решил послать кавалера Саграмозо с верительными грамотами в Польшу и в Россию, где он уже известен”. Целью миссии Саграмозо являлось заручиться поддержкой Екатерины II в Острожском деле.

Дело это было до крайности запутано. Последний князь Острожский, Янош, еще в 1609 году учредил майорат в пользу своей старшей дочери. В случае прекращения ее потомства в прямом поколении майорат должен перейти в дом Яноша Радзивилла, женатого на младшей дочери князя Острожского. По прекращении же обеих линий князь завещал учредить на основе созданного им майората командорство Мальтийского ордена. Случилось так, что последние прямые потомки Острожского и Радзивилла скончались уже в конце XVII века. Согласно завещанию, дворянство краковского воеводства избрало командором князя Иеронима Любомирского. Однако родственники его оспаривали это решение, и дело тянулось до середины XVIII века, когда майорат был разделен на три части.

В течение всего этого времени Орден настойчиво добивался признания своих прав на Острожский майорат, приносивший богатый доход. В 1748 году граф Саграмозо, бывший тогда посланником Мальтийского ордена в Варшаве, приезжал в Петербург и удостоился аудиенции у Елизаветы Петровны. Он имел и секретное поручение к великой княгине Екатерине Алексеевне от ее матери и вел с ней тайную переписку. „Предмет этой переписки неизвестен, а равно неизвестно и то, имел ли Саграмозо какое-либо официальное поручение. Однако присутствие Саграмозо в Петербурге, вероятно, было связано с интересами Ордена в Польше” 39, — считал П. Вяземский, опубликовавший в 1868 году интересное исследование об Острожском деле. Можно предположить, что, еще будучи великой княгиней, Екатерина была расположена помочь Сагромозо. В 1757 году канцлер А. П. Бестужев-Рюмин, имевший тесные связи с Екатериной, ходатайство-{81}вал перед графом Брюлем о разрешении спора об Острожском майорате в пользу Мальтийского ордена.

В 1767 году, накануне русско-турецкой войны, великий магистр Пинто вновь обратился к Екатерине II, прося ее „могущественного покровительства” в Острожском деле. Екатерина II обещала „с удовольствием содействовать этому”, но неприязненное отношение Ордена к России, проявившееся в начале войны, существенно повлияло на дальнейшее развитие событий.

Через два года Саграмозо вновь появляется в Петербурге, но находит обстановку неблагоприятной для выполнения своего поручения. Тем не менее он завязывает необходимые связи и производит хорошее впечатление на императрицу.

Вряд ли стоит этому удивляться: бальи Мишель Саграмозо, выходец из Вероны, был одним из самых блестящих дипломатов Ордена в Европе. Отпрыск древней семьи, он получил великолепное образование, а по своему воспитанию стоял значительно выше остальных рыцарей. Он был представлен Фридриху Великому, королям Дании и Швеции, был коротко знаком с великим Линнеем, Тьеполо и Гольдони. Он имел широкие познания в минералогии и ботанике, изучал философию на берегах Женевского озера, явился одним из основателей первой в Италии сельскохозяйственной академии в Вероне. Саграмозо не только свободно, но и необыкновенно изящно изъяснялся по-французски, а во время церемонии принятия его в члены королевской Академии в Стокгольме произнес речь по-шведски. В 1772 году Саграмозо был уже опытным дипломатом, как нельзя лучше подходившим для выполнения порученного ему дела.

На первых порах Екатерина II не была расположена помогать Ордену в Острожском деле. На письме, отправленном к ней Саграмозо 12 июня 1772 г. из Лондона, она написала для графа Н. И. Панина следующую резолюцию: „Прошу Вас дать Кавалеру Саграмозо очень вежливый и лестный ответ, поскольку это лично его касается, т. к. этот человек выказывал мне много привязанности в продолжение почти 30 лет; без сомнения, если б его Орден должен был прислать сюда кого-либо, то никто не мог бы мне быть приятнее его, но этот Орден такой wälsch *, он так удалился от своих обетов и выказал нам так мало доброжелательства, что в этом Острожском деле, которое хотят провести при помощи нашего влияния, причем в случае успеха польские {82} командорства наполнятся wälsch’скими тварями, — мне нет ни малейшей охоты беспокоиться для господ мальтийцев” 40.  Несмотря на это, Саграмозо, прибывшему в Петербург в апреле 1773 года, удалось склонить Екатерину II поддержать права Ордена на Острожский майорат. Русскому посланнику в Варшаве графу Стакельбергу было предписано вступить в контакты с послами Австрии и Пруссии в Польше, „соблюдая всю справедливость и стараясь кончить сие дело дружественным и для обеих сторон наименее тягостным разом”. По настоянию России, Австрии и Пруссии была создана особая комиссия для рассмотрения Острожского дела. 3 января 1774 г. комиссия представила свое заключение, на основании которого было учреждено великое приорство Польское с шестью командорствами. Из 300 000 злотых, приносившихся майоратом, 120 000 было определено на содержание учреждений Мальтийского ордена в Польше. В свою очередь, Орден отказался 2 февраля 1775 г. от всяких претензий на Острожский майорат. В 1785 году великое приорство Польское вошло в состав англо-баварского языка.

Между тем Саграмозо сумел приобрести такое расположение Екатерины, что она предложила великому магистру через Кавалькабо назначить его постоянным посланником в Петербурге. Великий магистр, однако, отказался от этого предложения, сославшись на бедность орденской казны и высказав опасение, как бы лондонский и берлинский дворы не потребовали того же.

17 июня 1776 г. Саграмозо имел прощальную аудиенцию у Екатерины, великого князя Павла Петровича и его супруги. На докладе о его отъезде рукой императрицы написано: „Обыкновенно сверх денег дается еще подарок; а как граф Саграмозо к тому поведением своим более имеет право, то выберите табакерку с бриллиантами” 41. Кроме того, по рекомендации Екатерины по возвращении на Мальту Саграмозо был сделан рыцарем Большого креста.

 

Далее>>>


* Русский дипломат и историк А. Алябьев поясняет, что это слово употреблялось в немецком языке для обозначения романских народов, особенно итальянцев, и имело презрительный оттенок, вроде нашего „немчура”.

 

В начало раздела "Книги">>>