Весной 1665 г. А. Л. Ордин-Нащокин предложил русскому правительству заключить договор с голландцем Яном фан Сведеном об организации международной почтовой линии между Москвой и Ригой [9].

Фан Сведен (в архивных документах его называют ван Сведен, и фон Сведен и даже Иван Шведов) прибыл в Россию летом 1662 г. для «корабельного строения». Но мастер он был, как выяснилось впоследствии, неважный, хотя и отличался большими организаторскими способностями. Бывший корабел прочно осел в Посольском приказе, ему поручили вызов мастеров из Голландии.

По договору фан Сведен должен был получать ежегодно 1000 руб., половину предполагалось оплачивать соболями. Но уже через несколько месяцев, в сентябре 1665 г., содержатель почты написал «сказку» царю, что этих денег ему мало, так как на организацию гоньбы «своими людьми и на своих лошедех» он затратил 1200 руб. Сумма по тем временам колоссальная, на нее можно было тогда купить почти 18 килограммов золота высшей пробы.

В обязанности фан Сведена входило доставлять письма русских послов и агентов, иностранные «куранты», отписки воевод, сидевших на всем пути от Пскова до Москвы, и царские указы. Кроме того, голландец мог перевозить частные письма и плату за них безотчетно класть себе в карман.

Чуть ли не с первых дней работы новой почтовой линии в приказы Тайных дел и Посольский начали поступать жалобы: почта в урочные дни не бывает, почтари опаздывают, письма в дороге теряются. Фан Сведен объяснял все это отсутствием хороших дорог, неустроенностью быта почтарей и снова требовал денег.

Тогда правительство вспомнило опыт доставки корреспонденции на юг России, где при ежедневной гоньбе расходы были меньше. Фан Сведену предложили своих людей с тракта снять, вместо них Ямской приказ снарядил гонщиков с лошадьми. Содержатель почты должен был теперь (с марта 1666 г.) платить ямщикам прогоны, а росписи своих расходов представлять в Посольский приказ для оплаты. За частную корреспонденцию он по-прежнему получал сам и в этих деньгах не отчитывался.

13 января 1667 г. на тридцать первом съезде послов в Андрусово было заключено перемирие между Россией и Польшей, окончательный текст которого был утвержден в Москве в декабре того же года. Для нас наиболее интересна 6-я статья договора: «При том и то постановили есмы, понеже много надлежит обоим госу­дарствам нашим в скорой и частой меж собою обсылке для ведомости через грамоты в скорых приключающихся делех государских, ...а наипаче для приумножения торговых обоим тем великим государствам пожитков, и с тех причин согласно договорили и постановили есмы, чтобы через почту таковы обсылки, скорейшей, нежели через гонцов, как прежде сего с великой мешкотою бывало, ...деялись».

Договор определил, что почта «на всякую неделю путь свой шествуя» будет доставляться до местечка Кадин на польской гра­нице в Мстиславском воеводстве. Начальнику почты в Кадине предписывалось немедленно «в целости» передавать все отправле­ния на русскую сторону в местечко Мигновичи, которое находи­лось в Смоленском воеводстве. Из Мигновичей почту через Смо­ленск отправляли в Москву. Лиц, ведавших передачей корреспон­денции в порубежных городах, в договоре величали «начальники над почтою».

Особо оговаривалась пересылка частных писем. Торговым лю­дям предписывалось, чтобы их письма «не чрез иных людей, но через уставные почты посыланы, у почтарей записываны были». На этом положении особенно настаивали русские послы во время Андрусовских съездов. За пересылку писем торговые люди вноси­ли определенную плату, размер которой устанавливали в соответ­ствии с почтовыми тарифами в Западной Европе.

После подписания Андрусовского перемирия фан Сведен по­слал царю несколько челобитных с просьбой передать ему новую почтовую линию. При этом он ссылался на свои заслуги в деле организации почты из Москвы в Ригу. Ответ правительства по этому поводу гласил, что доставка писем организована плохо, что фан Сведен нарушает таможенные законы России, нарушает дан­ный ему наказ: «Да и того ему, Ивану, в приеме почт смотреть накрепко, чтоб из-за моря иноземских грамотках в присылке к Москве не было б каких запон, или жемчугу, или каменья. И буде явитца и ему то объявлять в Посольском приказе, чтоб привозом его, великого государя, пошлин­ному збору убытку не было». И указом от 25 мая 1668 г. у фан Сведена отобрали Рижскую почту, передав ее Леонтию Пет­ровичу Марселиусу. Ему же предложили устроить новый почтовый тракт от Моск­вы до Вильно.

Род датчан Марселиусов обосновался в России еще во времена царствования первого из Романовых — Михаила, и, как от­мечалось в указах той поры, «к великому государю многие и верные службы были». Марселиусы состояли на дипломатической службе, строили железоделательные заво­ды в Туле и Кашире, и теперь младшему из них, ближайшему помощнику боярина А. Л. Ордин-Нащокина, переводчику Польского приказа — Леонтию была до­верена русская почта.

По указу Леонтий Марселиус должен был ехать в Курляндию для ознакомле­ния с европейской почтовой системой. Его снабдили грамотой к курляндскому правительству с просьбой ока­зывать Марселиусу помощь в его начинаниях.

Почта Курляндии была создана шведами, которые завоевали это герцогство в начале XVII в., и в основном повторяла службу связи метрополии. Шведская государственная почта организова­лась сравнительно поздно — в первой половине XVI в., но уже через 60—70 лет достигла небывалого расцвета: на ней, пожалуй, впервые в Европе вводится регулярная доставка писем, создается слаженный механизм военно-полевой почты (фельдпочта), в 30-е годы XVII в. организуется регулярная перевозка корреспон­денции на пакетботах через Балтийское море в Данию и Герма­нию, где в это время находились шведские войска (шла Тридца­тилетняя война). Так что у шведов было чему поучиться.

Перед отъездом Л. П. Марселиус составил проект указа о поч­товой гоньбе. Ямской приказ должен был выделить на всех ямах ямщиков, которые будут возить почтовые сумы. Гонщиков нужно приводить к присяге, что они «с великим бережением и поспешанием, и днем и ночью» станут доставлять почту. Ямщикам Мар­селиус должен был платить сам.

Для почтарей предлагалась форма — зеленый суконный кафтан, на правой стороне которого нашивался государственный герб Рос­сии — двуглавый орел, а на левой — почтовый рожок. Эмблему придумал А. Л. Ордин-Нащокин. В заключительной части проек­та указа Марселиус рекомендовал послать грамоты воеводам, что­бы те всячески содействовали созданию почты и нигде гонщиков не задерживали.

Когда 11 августа 1668 г. Л. П. Марселиус вернулся из Риги, А. Л. Ордин-Нащокин вручил ему наказ для вновь организуемой почты. По этой инструкции московский начальник над почтами должен был заключить договор с рижским почтмейстером о пересылке корреспонденции от Риги до Псковского рубежа и обратно. Из Риги письма предполагалось рассылать во все государства, куда они адресованы. Особое внимание уделялось корреспонден­ции Посольского приказа, который отправлял по почте грамоты к русским послам за рубеж, а также к иностранным государям. Известна грамота царя Алексея Михайловича к французскому ко­ролю Людовику XIV, в 1669 г., посланная через Ригу. На почту возложили также доставку заграничных газет.

Приняв скорую гоньбу, Марселиус в корне изменил структуру почты. Во времена фан Сведена почтарь проезжал без смены весь тракт от Москвы до Пскова. Менялись везшие его ямщики. Те­перь был применен эстафетный способ перевозки почты. Почтари стали обмениваться письмами на станах.

В местах обмена корреспонденцией с зарубежной почтой и в ключевых городах на линиях сидели почтовые чиновники или, как их тогда именовали в официальных бумагах, «тот, кто при­емом и отпуском почты ведает». В основном это были сотрудники Посольского приказа: в Пскове и Новгороде переводчики Ефим Фагет и Илья Гитнер, в Мигновичах — поручик Елизарий Жуков, а позднее участник Андрусовских переговоров Фаддей Крыжеский. В Смоленске ведал почтой переводчик Синорацкий, а с 1672 г.— Иван Кулбацкий.

Незадолго до начала работы вновь учрежденных почт А. Л. Ордин-Нащокин приказал Л. П. Марселиусу известить всех иностранных и русских купцов о том, что открывается пере­сылка писем в Польшу и Швецию. В объявлениях определялись сроки прихода и отправления почт. Купцам строго-настрого ука­зали, чтобы они ни в коем случае не посылали своих писем ни с гонцами, ни с проезжими людьми. Впоследствии, если обнару­живалось, что это правило нарушается, письма у посланных отби­рались, на купца налагался штраф по рублю за золотник веса, а за пересылку письма брали, кроме всего прочего, установленную таксу.

Первая почта в Ригу через Тверь и Новгород была отправлена 17 сентября 1668 г., в Вильну — 11 марта 1669 г.

А перед самым началом гоньбы произошло одно любопытное событие.

Форму с почтовой эмблемой — «зипуны с признаком» — не успе­ли пошить до открытия Рижской почтовой линии. И, чтобы не за­держивать открытия почты по Новгородской дороге, разослали приказание о том, что «высылается из Великого Новгорода к Мос­кве ямщик в темно-зеленом кафтане с признаком — с орлом, на­скоро с вестовыми письмами, а велено те письма везти в целе от яму до яму на заводных подводах с телегою. И Бронницкого яму старосте те письма приняв, ямщика в том же кафтане, в котором приедет новгородский ямщик, отпустить тот час же на Заечевский ям...» С Заечевского яма в том же кафтане новый почтарь должен был ехать на Зимнегорский ям и так далее до самой Москвы. Кончался указ уверением, что в скором времени форменные зипу­ны пришлют на все станы.

20 августа 1668 г. из Москвы отправили наказ псковскому вое­воде, составленный Марселиусом. Псков тогда был город наиболее близкий к шведской границе. Поэтому его решили сделать цент­ральным пунктом для обмена корреспонденцией. По этому акту письма, отправляемые из Пскова в Ригу и Курляндию, адресова­лись так: «В Ригу, господину Радымакеру», который тогда был рижским почтмейстером. Первоначально на мешках с зарубежной почтой писали: «Валк», потому что в городе Валка находилась первая почтовая станция за русским рубежом... С 1672 г. на всех мешках стали делать надписи «Рига». Письма по царским делам, адресованные в Ругодив, Колывань, Юрьев-Ливонский 1, завязы­вали в сумку, на которой надписывали: «Новгород». Для корреспонденции в Россию предназначался мешок с надписью «Москва». К нему прикладывалась опись, в которой указывалось, в какой приказ необходимо передать ту или иную грамоту. Письма част­ных лиц посылались в тех же мешках.

В наказе псковскому воеводе говорилось также: если к моменту отправления почты не будет никаких грамот или писем, то почтарь все равно должен уезжать в точно назначенное время, хотя сума его и была пуста. Таким образом, этот документ является первым государственным актом, в котором совершенно отчетливо говори­лось, что почта должна быть регулярной. Так с 20 августа 1668 г. у почты, кроме наличия средств передвижения и пунктов обмена письмами, появился третий основной признак — регулярность до­ставки корреспонденции.

Письма из Риги прибывали на границу по средам. На рубеже русской земли в 30 верстах от Пскова стоял Печорский монастырь, куда в тот же день приезжал почтарь для обмена письмами с гон­цом из Риги. Полученная почта просматривалась в Пскове в съезжей избе. Из поступившей корреспонденции отбирались письма, адресованные в Псков, а остальные, тщательно упаковав и запечатав воеводской печатью, отправляли в Новгород и Москву.

Правительственная почта пересылалась бесплатно, а для част­ных лиц была установлена такса. За письма, адресованные из Москвы в Ригу, брали по 2 алтына 4 деньги, из Новгорода — 8 денег, из Пскова — 2 алтына, из Пскова в Ругодив, Колывань и Юрьев-Ливонский — 2 алтына с золотника. Следует обратить внимание на неравномерность оплаты почтовых услуг. От Пскова до Москвы — 690 верст, а пересылка письма стоила всего 6 коп., тогда как в Ригу (260 верст) или на еще более близкое расстояние — в Юрьев (менее 125 верст) с золотника брали столько же. Такое несоответствие объясняется тем, что почтовые услуги в ев­ропейских странах были в несколько раз выше, чем в России. Тогда в нашей стране была самая низкая оплата труда ямщиков.

При благоприятных условиях почта из Москвы до шведского рубежа шла дней десять, гораздо медленнее чем в XVI в. Однако в весеннюю распутицу времени для этого требовалось чуть ли не вдвое больше. Объяснялось это отвратительнейшим состоянием дорог по сравнению с южными областями России, где татарские набеги требовали быть все время начеку и заботиться о путях для войска. Западноевропейские путешественники той поры с ужасом вспоминали разбитые дорожные колеи, мосты, перекошенные са­мым непонятным образом, каждое бревно на которых при проезде отбивало свой такт.

Марселиус постоянно жаловался на плохую гоньбу ямщиков. За опоздания почтарей жестоко наказывали. В сентябре 1671 г в Новгороде даже работала специальная комиссия под председа­тельством боярина А. А. Хилкова. В город со всех станов от Тве­ри до Пскова были вызваны ямщики, когда-либо опаздывавшие с почтой. Хилков сгоряча их всех «пометал» в тюрьму и собрался без пощады бить батогами. Но виновных было столько, что боя­рин махнул рукой и, взяв с них новое крестоцелование, что они будут возить почту без задержки, отпустил с миром.

В своих жалобах Леонтий Марселиус обычно ссылался на гон­цов Разрядного приказа, которые доставляли грамоты в Псков за семь, а иногда и за восемь дней. При этом он указывал, что от такой дополнительной гоньбы ямщикам «лишняя тягость» и ло­шади бывают «изгонены». Происки Марселиусов увенчались успе­хом. 6 ноября 1672 г. после смерти Леонтия его сыну Петру уда­лось добиться царского указа, запрещавшего посылку из Разряда грамот, минуя почту, «кроме самых нужных дел». Этим же указом были определены новые дни отправления «заморских» почт: в Ри­гу во вторник, на Вильно — в четверг.

Проект устройства виленской почты разработал польский почт­мейстер Рейнгольд Бисинг. По его предложению опорным пунктом для заграничной корреспонденции должен стать Кенигсберг, так как оттуда посылалось наибольшее количество писем и здесь поль­ская почта смыкалась с почтой Турн-и-Таксисов 2. Из Кенигсбер­га письма отправляли в Москву через Вильну. Из Вильны в Мос­кву почту доставляли за восемь дней.

В составленном Бисингом положении устанавливался порядок прохождения почты. Из Вильны почтальон отправлялся в пятни­цу в полдень, в Минск прибывал в воскресенье в три часа пополудни, в Могилев — в понедельник в полдень и на границу — во вторник рано утром. К этому часу сюда должна поступать мос­ковская почта. Почтарь, следуя обратно, должен быть в Москве в ночь с субботы на воскресенье, в Минске — в четверг в пять ча­сов утра и в Вильне — в пятницу в полдень.

Виленский почтмейстер предложил для почтарей новую фор­му — красный кафтан с гербом России и Польши. Но русское пра­вительство отвергло этот проект и почтальоны стали носить толь­ко герб своего государства. На кожаных поясах у них висели поч­товые рожки, в которые они трубили, извещая о своем прибытии. Красные кафтаны у русских почтальонов не привились, они опять были заменены зелеными. Правда, ямщики «донашивали» старые зипуны еще несколько лет до начала XVIII в., передавая их по наследству от отца к сыну.

Бисинга пережила подорожная, форму которой придумал он сам. Это был единый проездной документ, вручаемый почтарю при отправлении с границы и отбираемый по приезде в Москву или Вильно. Структура подорожной была предельно проста: «Та­кого-то числа и в таком-то часе такой-то почтарь погнал из (на­звание города) в (название города)». Далее добавлялось в соот­ветствующих выражениях (мы их неоднократно приводили) о со­блюдении почтовых правил и о наказании за их нарушение. На обороте отмечалось время прибытия и убытия ямщиков. Теперь стало очень удобно контролировать гоньбу. При опоздании почты достаточно было взглянуть на подорожную и, становилось ясным, на каком участке произошла задержка.

В связи с новой организацией почтового дела у ямщиков при­бавилось много дополнительных обязанностей, увеличилась их от­ветственность. Но жалованье их от этого не повысилось, никаких лишних денег за почтовую гоньбу они не получали. В Москву начали поступать челобитные от гонщиков, в которых они жало­вались, что им не оплачивают почтовые прогоны. Марселиусы ре­шительно отказались платить, ссылаясь на то, что, как это было во времена фан Сведена, прогонные деньги должны выдаваться из Ямского приказа. Правительство согласилось с этим мнением. Было решено, что деньги за почтовую гоньбу будут платить ям­щикам сверх жалованья с того числа, как началась гоньба. Размер оплаты был окончательно установлен только в 1672 г. после дол­гой переписки между Ямским приказом, Марселиусами и поч­тарями.

Петр Леонтьевич Марселиус, который в 1671 г. после смерти своего отца принял заморские почты, не справился с этим делом. Он мало уделял внимания виленской почте, и она стала работать значительно хуже. Иногда неотправленные письма залеживались по нескольку недель. Неблагополучно обстояли дела и на рижской линии. Вновь Разряд стал отправлять неспешные грамоты с гон­цами, ссылаясь на то, что по почте до Новгорода письма идут «в две недели и больше». Наконец судья Посольского приказа А. С. Матвеев подобрал новую кандидатуру на должность «на­чальника над почтою». 4 декабря 1675 г. был издан указ, по ко­торому велено «почты виленскую и рижскую, которые ведал Петр Марселиус, ведать Посольского приказа переводчику Андрею Ви-ниюсу» по той причине, что «ныне та почта начала приходить в Москву не в указные дни, а приходит с опозданием в день или в два...»

Для Виниуса был составлен наказ о том, как вести почтовое дело, почти в тех же выражениях, что и для Леонтия Марселиуса. За свою работу по управлению почтой Виниус не получал никакого жалованья, но он брал в свою пользу сборы с ча­стных писем. Как правило, прогоны за почтовую гоньбу ямщикам выдавал Ямской приказ. Но бывали случаи, когда правительство обязывало выпла­чивать их почтмейстера. Правда, убыт­ки А. А. Виниусу всегда возмещались.

Свою деятельность Виниус начал с того, что 20 декабря 1675 г. заказал почтарям новую форму — бе­лые сермяжные кафтаны с красными орлами на груди. На каждый кафтан шло 4—5 аршин гамбургского сукна, за приклад и шитье полагалось денег 10 алтын. Новый наряд придал почтарям боль­шую солидность и внушал почтение со стороны населения. Гон­щики очень дорожили формой, и когда кафтаны порядком поизносились, они стали бить челом о новых, «чтобы нигде ямщиков всякие люди, которые учнут с ними встречаться, не изобижали», без кафтанов де им ездить нельзя, потому что «всякие люди на встречах их задерживают, и бъют, и называют пролыгальщиками 3». В 1681 г. почтарей снабдили новой одеждой.

Тогда же, 20 декабря 1675 г., велено было изготовить пять ящи­ков из белой жести для почты, отправляемой за границу. На шкатулках были укреплены русские гербы. Можно предположить, что ящики изготовляли мастера московской Оружейной палаты. Так было спустя 20 лет при учреждении архангельской почты.

Рижская почта была передана Виниусу в сносном состоянии, но виленская линия к тому времени пришла в полный упадок. Пока приезжали из Польши в Москву послы, почта действовала исправ­но, но после окончания дипломатических переговоров корреспон­денция в Вильну пересылалась редко. Окончательно прервалась почтовая связь после слухов о моровом поветрии за границей в 1679 г. На польском рубеже были поставлены заставы, и все письма возвращались или уничтожались.

Формально виленская почта не была ликвидирована. Но если кто-либо и посылал письма в Вильну, то они редко доходили до адресата. Немногие правительственные грамоты, которые нужно было посылать в Вильну, Виниус направлял через Ригу. Иностранные купцы также стали пользоваться услугами лишь риж­ской почты.

А. А. Виниус выставлял различные доводы, чтобы доказать не­рентабельность существования виленской почты. В конце концов, 16 июня 1681 г. был издан указ, согласно которому почту по до­роге на Вильну следовало посылать только в случаях особой важ­ности.

В 1683 г. новый начальник Посольского приказа В. В. Голицын предложил Виниусу возобновить работу виленской почты, но тот повторял свои прежние доводы. Вопреки возражениям Виниуса 16 июня 1683 г. был издан указ, по которому Ямской приказ орга­низует пересылку почты от Москвы через Смоленск до литовского рубежа. Приемом и отпуском писем было велено заниматься в Москве Посольскому приказу. На границе почту передавал рот­мистр Фаддей Крыжевский. «А прогонные деньги за те почтовые гоньбы московским и городовым ямщикам даются из казны государской из четвертных доходов, которые ведомы к Посольскому приказу».

Однако этот указ чуть было не стал пустой бумагой. Но помог случай. В 1685 г. истекал срок Андрусовского перемирия и в Мос­кву приехало польское посольство для заключения вечного мира. Договор подписали. Одна из статей его касалась международной почты. Она почти слово в слово повторяла соответствующий пункт Андрусовского соглашения.

Первый русский почтмейстер (так по новому договору стал на­зываться начальник над почтами) А. А. Виниус начал переговоры с виленским почтмейстером Рейнгольдом Бисингом о возобновле­нии почтового договора. 10 декабря 1685 г. соглашение об обмене почтой было подписано. Оно несколько отличалось от условий 1669 г. В его первом пункте указывалось, что все прежние счета погашены и расчетов по ним с обеих сторон быть не должно. Да­лее устанавливался порядок работы почты. Письма по-прежнему доставлялись из Вильно до Москвы за 8 дней. Обмен почтами должен происходить в Кадине, а не в Мигновичах. Была одна но­вость и очень важная: задержка почты в весеннюю и осеннюю распутицы уже не ставилась в вину ямщикам.

Виленский почтмейстер, как и раньше, был обязан доставлять всю транзитную корреспонденцию в Кенигсберг. За это он брал 18 грошей с письма. По расчету почта от Москвы до Кенигсберга шла не свыше двенадцати суток.

Оплата трудов Бисинга производилась раз в полгода по пред­ставляемым им счетам. Кроме того, за организацию работы он должен был получать ежегодно в виде премии пару соболей.

Договором предусматривалась пересылка посылок. Такса при этом была 90 грошей с фунта веса. Но осуществлялась ли такая пересылка — неизвестно. По крайней мере в записных книгах Виниусов, в которых, к сожалению, отсутствуют отдельные листы и целые тетради, никаких следов обнаружить не удалось.

За пересылку грамот русских царей и польских королей плату не брали, довольствуясь «доброхотным пожалованием государей». Посольская корреспонденция оплачивалась так же, как и письма частных лиц.

В последних пунктах договора записано, если грамотки пропа­дут на территории одного из государств, то почтмейстеры обязу­ются их разыскать. На посылках и пачках запечатанной коррес­понденции должен быть указан точный вес.

А. А. Виниус, так же как и его предшественники, большее вни­мание уделял рижской линии. В 1677 г. он заключил новый до­говор с вдовой рижского почтмейстера Маргаритой Гизе. Текст его такой же, как в аналогичном документе, составленном Марселиусом и Радымакером, изменены лишь фамилии. За организа­цию пересылки почты Виниус должен был платить 320 ефимков 4 в год. Договор оставался в силе до 1684 г.

Доставка русской почты за рубежом считалась весьма прибыль­ным делом. Большой объем корреспонденции перевозился по дав­но проложенным почтовым трактам, и поэтому не требовалось до­полнительных расходов на организацию новых линий. Русское правительство расплачивалось всегда точно и без задержки. Кро­ме того, русские цари сверх оплаты за организацию почты жало­вали в год несколько соболей, а соболиный мех на западе тогда ценился дороже золота. Поэтому прибалтийские почтмейстеры всеми силами добивались права пересылки русской корреспон­денции.

В 1684 г. почтмейстер Андрей Макс из Юрьева-Ливонского предложил А. А. Виниусу более выгодные для России условия пересылки корреспонденции. За свой труд он просил вознаграж­дение в размере 290 ефимков в год, гарантируя при этом своевременную доставку русской почты по территории Ливонии и Кур­ляндии, сохранность писем и тайна переписки — обеспечивались. По рекомендации Виниуса русское правительство заключило до­говор с Максом. Обмен корреспонденцией между русской и ли­вонской почтой происходил, как и раньше, на посаде Печерского монастыря.

Прибалтийские почтмейстеры получали надбавку за организа­цию почтовой гоньбы сверх стоимости пересылки корреспонден­ции вплоть до 1701 г., когда Петр I отдал распоряжение не выда­вать почтмейстерам никаких денег сверх почтовых тарифов. Как это произошло, у нас еще будет время поговорить об этом впо­следствии.

Вернемся к почтовым посылкам.

А. А. Виниус везде утверждал, что ямщики никаких частных вещей не возили и не возят, кроме, как для царского обихода.

В действительности думный дьяк кривил душой. В его домашних хозяйственных книгах есть запись письма 1695 г. на Вагу к Ива­ну Борисовичу, в котором Виниус благодарит его за присылку по почте нескольких кадочек щук и судаков, десяти ведер уксуса да небольшого бочонка сигов.

Для Виниуса почтари стали возить продукты чуть ли не с пер­вого дня принятия им в свое ведение скорой гоньбы.

В мае 1688 г. управляющий новгородским почтовым двором пе­реводчик Илья Гитнер сообщил Виниусу, что среди местных ям­щиков затевается нечто недоброе. Ямской приказчик Федор Шишкин стал настраивать охотников против почты. Он советовал гонщикам бить челом царю, что им, кроме сумок с письмами, при­ходится возить на почтовых подводах всякие тяжести: большие бочки с рыбой, уксусом, целые возы мороженой рыбы. Виниус сразу же бросился в Посольский приказ, что де ямщики никаких посылок не возят, тем более тяжелых кладей. Случается, правда, зимой кладут им в сани пуд, другой мороженой рыбы. А обычный груз их, кроме почтовых сум, состоит из лимонов, апельсинов, ле­карств и «ренского» вина для нужд царского двора.

Следствие из непозволительных поступков Виниуса было весь­ма неожиданное. Посольский приказ решил: ямскому приказчику почтарей не ведать, подчинить их полностью начальнику над поч­тами; легкие посылки — лимоны, апельсины и прочее — возить по-прежнему в одной подводе с письмами; лекарства же и вина для большей сохранности посылать с нарочным посыльщиком, за­печатав в Приказной избе Новгородской печатью.

Но вопрос о частных посылках так и остался открытым. С 1692 г. правительство разрешило пересылку по почте за рубеж мехов при условии оплаты соответствующей пошлины. Однако выяснить — воспользовался ли кто-нибудь этим правом — не удалось.

Последнее десятилетие XVII в. в русской истории богато раз­ными событиями: три человека считались главой государства — два царя и одна правительница — царевна Софья, наводили свои порядки стрельцы, поговаривали о новой войне с Крымом. Все слухи могли проникнуть за границу и вызвать там нежелательный резонанс. Поэтому правительство приняло решение о введении гласной почтовой цензуры писем, отправляемых в западноевропей­ские страны, цензуры явной, а не тайной перлюстрации, которая широко применялась на почтовых дворах Западной Европы. 28 апреля 1690 г. думный дьяк Посольского приказа Е. И. Укра­инцев составил указ смоленскому воеводе окольничему Ф. И. Ша­ховскому такого содержания: «А буде о каких своих делах шляхте или мещаном доведется кому за рубеж писать, и они б те грамот­ки приносили незапечатаны и те грамотки посылать ему Ивану Кулбатскому (отпускавшему почту из Смоленска) с ведома вое­воды с товарищи. А без его воеводы ведома шляхте и мещаном никому за рубеж ни о каких вестях с ездоками и с почтою не писать. И тем людем, так же и переводчику Ивану Кулбатскому, от великих государей быть в опале и, смотря по делу, которое в гра­мотках явится, быть в жестоком наказание» [11]. Этот текст не нуждается в особых комментариях. Кулбатский точно выполнял свои обязанности. Правда, при этом отправления задерживались на несколько дней, что являлось поводом для жалоб со стороны смоленских жителей. Очевидно, такая же цензура проводилась и в Москве — документального подтверждения этому нет.

Сохранилось много свидетельств о сроках доставки «заморских» почт в пределах России. Это — подорожные ямщиков и записи в почтовых книгах. В 1676 г. хорошим зимним путем почта, которая ушла из Пскова «генваря 17 числа 8-м часу ночи», прибыла в Москву «генваря в 23 день в отдачу часов ночных» (время в ста­рину определялось не так, как теперь: сутки делились на часы дневные и ночные, час солнечного восхода считался первым часом дня, час заката — первым часом ночи; новый день начинался утром; в конце января первый час дня примерно соответствует на­шим 8 часам), т. е. 24 января около 7 часов утра, и находилась в дороге 150 часов. Принимая во внимание неизбежные задержки на станах для перепряжки лошадей, проверки сохранности почты, записи в подорожную (все это занимало 1,5 часа), можно устано­вить, что скорость доставки почты была 6 верст в час, т. е. при­мерно такой же, как и на дорогах Западной Европы. Но это не было пределом — гонцы Разрядного приказа проезжали тот же путь раза в полтора быстрее.

— Тяжела ты, почтовая служба! — говаривали ямщики, когда попадали в какие-нибудь передряги.

В один из жарких июньских дней 1684 г. случилось ехать поч­тарю Алексею Вахурову с попутчиками через Селивановский лес близ Клина. Вдруг из-за кустов выскочили разбойники, проезжа­ющих связали по рукам и ногам. С почтовых сум они сорвали пе­чати, но убедившись, что денег в сумках нет, бросили их, забрали всех лошадей и скрылись в неизвестном направлении. Только около полуночи удалось освободиться охотнику и его товарищам по несчастью от пут. Подобрав сумки, ямщик поплелся пешком в Клин и явился к воеводе Якову Алфимову за два часа до рас­света. Воевода допросил ямщика, осмотрел сумы с письмами. Вся корреспонденция оказалась нетронутой. Алфимов отрядил стрель­цов в погоню за разбойниками и сообщил обо всем в Москву. Дело было направлено в приказ Сыскных дел, «память» об этом послали в Ямской приказ.

Алексей Вахуров шел сравнительно немного, всего каких-то 12 верст. А каково было его тезке Алешке Котку! Он прошагал пешком по весенней распутице 68 верст от Клина до Москвы.

20 апреля 1672 г. писал А. А. Виниус 5 в Посольский приказ: пришел к нему на двор пеший ямщик хотеловского яма Алексей Коток с почтовыми сумками. Одна из них оказалась распечатан­ной. Почтарь рассказал, что эту сумку на свою беду он принял в таком виде у зимнегорского охотника Данилки Савельева. На следующей станции в Вышнем Волочке с Котком не стали разговаривать и велели отправляться дальше с испорченной поч­той. То же сделали в Торжке и Твери, а в Клину не дали даже подвод, и пошел ямщик пешком в столицу. Но он, Коток, ни в чем не виноват — в его подорожной записано, что крестецкий ямщик Ивашка Анкудинов принял сумы в целости, а передал зимнегорскому почтарю одну сумку распечатанной. Виниус просил назначить следствие.

По доносу Виниуса новгородскому воеводе И. П. Пронскому была послана царская грамота: послать на Крестецкий ям подья­чего «кого пригож» и допросить Анкудинова, как он оторвал печа­ти и, далее по принятой в ту эпоху формуле, кто его подучил это сделать. Если он скажет, что никто его не подучал, а «учинил то случаем, без хитрости», то бить его за оплошку батогами нещад­но. Ямщикам же Крестецкого стана вновь дать крестное целова­ние, что они будут беречь государственную почту.

Расследование проводил подьячий Петр Иванов. Он выяснил, что на мосту через реку Поламеть, не доезжая Яжелбиц, лошадь почтаря поскользнулась и упала на бок и на одной сумке печать сломалась. В таком виде он привез почту на Зимнегорский ям и рассказал, как было дело. И никто его, ямщика, на это дело не на­учал, и письма он не вынимал. А учинилось так потому, что тот мост «плох гораздо». Почтаря били батогами.

При новом почтмейстере работа ямских учреждений несколько улучшилась. Во-первых, еще в 1672 г. А. А. Виниус добился организации почтового стана на полпути между Москвой и Тверью в городе Клину. Во-вторых, он обратил серьезное внимание на дорогу. Составляя в 1683 г. отчет для Посольского приказа о ско­рой гоньбе, думный дьяк называл отвратительное состояние риж­ского пути основной причиной постоянных опозданий почты. Почт­мейстер просил царского указа о починке мостов и дорог. Через несколько дней после его челобитной городским воеводам было разослано предписание о приведении в порядок почтовых трак­тов. Все расходы на ремонт следовало покрыть из таможенных сборов. Дороги починили, но должно быть плохо, потому что че­рез три года Виниус вновь помянул недобрым словом новгород­скую трассу.

О том, как работала почта между Москвой и Новгородом, сви­детельствуют современники. В Государственной публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина хранится собрание писем Вындомских. Они относятся к концу XVII—началу XVIII вв., неко­торые из них опубликованы. Вындомские и их корреспонденты пользовались почтой, на обороте грамоток то и дело встречаются пометки «пришла через почту». Но вот, что писал о почте Ф. Т. Вындомскому его приятель Ф. Зиновьев из Новгорода 23 ноября 1697 г.: «ты изволил писать ко мне, что ты писал ко мне через почту нынешнего двести шестого году сентября в 15 день, и той твоей грамотки до меня не дошло» [12]. Далее корреспондент сообщает, что из многих писем, посланных к нему Вындомским, он получил только два. Также и Зиновьев неодно­кратно отправлял грамотки в Москву, а «х тебе всего дошла одна моя грамотка». Хотя некоторые письма и не доходили до адресатов, послание Ф. Зиновьева оканчивается просьбой: ответ «посылай через почту поскорее».

Создание виленской почты преследовало еще одну цель — поддерживать связь русского и польского резидентов со своими пра­вительствами. По Андрусовскому договору в Москве и Варшаве должны находиться резиденты обоих государств, «для чего, — по словам представителя Польши Павла Свидерского, — и почта была учреждена». С января 1674 г. на службе великого государя в Варшаве находился стольник Василий Михайлович Тяпкин, один из ближайших помощников А. Л. Ордин-Нащокина, сотруд­ник Посольского приказа. Он считался ведущим специалистом по украинским и польским делам. Стольник обладал незаурядными дипломатическими способностями. В 1668 г. В. М. Тяпкина направляют к запорожскому гетману Петру Дорошенко, пытавше­муся отколоться от русской державы и создать «независимое» государство под эгидой крымского хана. Московский посол действовал решительно. Где посулами, а где и угрозой он вынудил гет­мана не только вернуться под «высокодержавную» руку русского царя, но и уговорил запорожцев готовиться к войне против бывших союзников. Услуга, оказанная В. М. Тяпкиным, была необыкновенно велика и за эту службу посла пожаловали званием пол­ковника и стольника, придворной должностью смотрителя за царским столом.

Как же осуществлялась почтовая связь Москвы со своими ре­зидентами? Практически никак.

Не прошло и месяца, как Тяпкин приехал в Варшаву и писал своему начальнику, главе Посольского приказа, А. С. Матвееву: «Наипаче же о сиротстве моем с плачем прошу твоей, государя моего, милости: чего бы ради так забвен есмь? Яко николи же чрез многие почты не имам». В действительности к Тяпкину пи­сали почти с каждой почтой, но письма пропадали неизвестно куда. Дальше стольник продолжал, жалуясь на работу польских почтовиков: «Варшавский почтомайстер две почты, не сказав мне, отпустил. Сказал нам, что отпустится почта в среду; я изготовил письма и послал в среду рано к почтомайстеру, а он уже почту отпустил еще в понедельник! Все это они делают для своих лако­мых подарков, которых много надобно в год, если придется всех дарить... Я не только варшавскому, но и минскому, и виленскому почтомайстеру добрые подарки дал, чтобы только писем наших не задерживали» [13].

Поляки, несмотря на дары, прочитывали каждое письмо рези­дента, из-за чего корреспонденция В. М. Тяпкина запаздывала. Выяснилось это очень просто. После смерти царя Алексея Михай­ловича стольник со всей своей свитой явился в королевский замок в черном «жалобном» платье. Король Ян Собеский стал упрекать резидента в том, что якобы он писал «ссорные и затейные письма к покойному царю». «Затейное письмо» — послание, написанное тайнописью. Узнать об этом можно было, только распечатав отправление.

Вся переписка Москвы с В. М. Тяпкиным осуществлялась толь­ко через почту. Не было никакого служебного канала связи. Ре­зидент не имел права пользоваться гонцами или другими посыль­ными. Грамоты своего начальства и письма личного характера он получал на варшавском почтамте, как частное лицо. По почте же в июле 1674 г. ему переслали поздравительную грамоту царя Алексея Михайловича. Тяпкин должен был передать ее на тор­жественной аудиенции в руки королю Яну Собескому, незадолго до этого вступившему на польский престол.

Переписка Тяпкина с Москвой, не сам текст, а только факты задержки писем, была использована Виниусом для того, чтобы до­казать, что почта по территории Польши передвигается очень мед­ленно. Спустя несколько лет по приказу Петра I еще раз сличили даты написания отчетов резидента и время прибытия их в Москву. Результатом исследования явилось распоряжение об улучшении работы виленской почты.

Писали смоленскому воеводе П. С. Салтыкову в 1701 г.: «Вы­брать тебе в Смоленску трех человек добрых из служилых людей или ис подьячих, ково б с такое дело стало». Этих людей следова­ло послать — одного в Кенигсберг, второго в Вильно, а третьего на прусский рубеж, где «брандебурские почтмайстеры переменяют­ся и почты отдают полским». Подьячим надо было приказать, чтобы они следили за приемом и отправлением корреспонденции, чтобы письма нигде не задерживались и не терялись. Служба за рубежом этих людей длилась до мая 1702 г. [14]. Нет никаких известий о работе трех подьячих, не сохранились даже их имена, но до весны 1702 г. не выпускалось больше никаких указов по по­воду плохой работы виленской почтовой линии.

1 Так в русских документах XVII в. назывались теперешние Нарва. Тал­лин и Тарту

2 Турн-и-Таксисы — владельцы частных почтовых контор в ряде европей­ских стран. Первоначально линия связи на Восток доходила у них только до Кенигсберга. Здесь они принимали почту. В 1673 г. почтмейстер Бисинг за­ключил с ними договор, по которому почта Турн-и- Таксисов была продлена до польской границы.

3 Были в старину такие слова пролыга и пролыгальщик. Они имели не­сколько значений, в том числе и самозванец [10].

4 В то время ефимок оценивался в 64 коп.

5 В начале 1672 г. почта была неожиданно отнята у Марселиусов и передана А. А. Виниусу. Но с 22 октября того же года, когда Виниус отбыл послом за границу, почтовая гоньба вернулась под начало П. Л. Марселиуса.

Назад                                                  Дальше

В начало раздела "Книги">>>