Открытки с далекой войны
Появившаяся в конце XIX века почтовая карточка быстро завоевала популярность среди населения планеты. Открытки из собраний коллекционеров, фондов музеев и библиотек могут немало рассказать и о частной жизни, и об исторических событиях давно минувших лет. |
В России почтовые открытки выпускались по различным поводам. Некоторые дошли до нас в больших количествах. Другие стали раритетами, особенно те, что преодолели огромные расстояния, да еще и в необычных условиях. С началом русско-японской войны в продаже появилось большое количество почтовых открыток, отображающих отношение русского человека к войне. Открытки с видами Порт-Артура, гибнущего «Варяга», затонувшего «Петропавловска», открытки-лубки «шапками закидаем» можно было приобрести в любой лавке. Начало войны с Японией совпало по времени с поэтапным вводом в эксплуатацию участков Транссибирской магистрали. Различные издательства в Петербурге, Москве, Стокгольме, Харбине выпускали открытки с видами мостов, тоннелей, горных перевалов, вокзалов и, конечно же, украшения Транссиба — Байкала. Эти карточки продавались в киосках на каждой железнодорожной станции. Наиболее многочисленная партия была выпущена Д.П. Ефимовым. Открытки этого издательства до сих пор можно найти в антикварных магазинах. Но даже среди известных серий имеются редкости, стоимость которых трудно оценить в денежном эквиваленте. Именно они и представляют наибольший интерес.
Забайкальская железная дорога. Траншея в Пушкаревском утесе на 851 версте. Изд. Акционерное общество Гринберг в Стокгольме
Летом 1998 года в Картинном зале Витебского вокзала по инициативе общественной группы «Железнодорожные традиции» и Общества филателистов Санкт-Петербурга стали проходить выставки коллекционеров города. Чего здесь только не было! Кроме традиционных коллекций марок и конвертов, открыток и спичечных этикеток, можно было увидеть собрания игрушек из шоколадных «киндер-сюрпризов», бессистемные груды значков, модели автомобилей и поездов и многое другое. Здесь в 1999 году на выставке, приуроченной к 95-летию начала русско-японской войны, и всплыла коллекция почтовых карточек, проделавших путь с той далекой войны. Тогда это была перевязанная бечевкой пачка открыток, значение которых только предстояло оценить. Неясным оказалось и происхождение подборки. Владелица смогла лишь сообщить, что недавно умерший пожилой ее родственник служил в органах НКВД при Ежове. Так в руках специалистов оказалась уникальная коллекция открыток, которые офицер М. Пуцилло отправлял с железнодорожных станций Транссибирской железной дороги по пути следования к театру военных действий. Адрес получателя на всех открытках был один: «Петербург, Охтинские пороховые заводы, Пороховское шоссе, Ее Высокоблагородию Александре Михайловне Пуцилло». Первая открытка, с видом вокзала станции Орел, была отправлена 15 февраля 1905 года. С некоторых станций, где поезд, видимо, простаивал подолгу, было отправлено по три-четыре послания: «Жив, здоров, но не особенно весел. Нет от тебя весточки. Твой Миша». «Прижимаю мою Тюшечку крепко, крепко. Твой Миша». Из текста открыток видно, что корреспонденция находила и едущего в поезде. «Читаю твои письма в десятый раз. Воспрял духом. От волнения не мог спать ночь». Две открытки были отправлены уже из Харбина 19 марта 1905 года. На лицевой стороне последней, с видом старой церкви в Харбине, написано: «Целую тебя, моя ласточка, крепко, крепко. Твой Миша».
27 января (9 февраля) 1904 года японская эскадра атаковала русские корабли на рейде Порт-Артура. Без объявления войны, но не внезапно. Война была неизбежностью, и ожидали ее начала со дня на день. «Ура-патриотические» настроения охватили население России. Отправлявшиеся 2 февраля с Николаевского вокзала Петербурга летучие отряды медиков во главе со старшими врачами Л.М. Пуссеном и В.П. Мультановским провожала многотысячная толпа. Поезд тронулся при оглушительном «ура!» и звуках народного гимна. Провожающие, все как один с обнаженными головами, долго еще пели на платформе гимн, покрывая его громовыми раскатами «ура!». «Мы убеждены, что эта война не затянется надолго и кончится блестящей победой. Ведь японцы, по общему мнению, ничто иное, как макаки, и вряд ли долго продержатся», — записала в своем дневнике ехавшая на Дальний Восток сестра милосердия Георгиевской общины Ольга Баумгартен, уже получившая опыт в боевых действиях в Южной Африке во время англо-бурской войны в 1899 году. В 1904 году инженером в действующую армию на строительство железной дороги в районе Сеула уехал Н.Г. Гарин-Михайловский. Одновременно он взял на себя обязанности военного корреспондента газеты «Новости дня». Статьи корреспондента Н.Г. Гарина, печатавшиеся почти ежедневно с апреля по октябрь 1904 года, составили впоследствии книгу «Дневник во время войны».
Служащие и контрагенты по постройке Полоцк-Седлецкой железной дороги на собранные между собой пожертвования устроили военно-санитарный поезд «имени Полоцк-Седлецкой железной дороги» из 13 вагонов с передвижной аптекой и кухней на 156 ра-неных и больных. Двенадцать воспитанников железнодорожного технического училища в Севастополе, окончившие курс, заявили о своем желании отправиться на войну добровольцами. Приказом командующего военным округом желание их было удовлетворено. Городские военные власти устроили воспитанникам сердечные проводы (газета «Железнодорожная жизнь на Дальнем Востоке», Харбин, 1904). Едущим на Дальний Восток еще до Иркутска на станциях стали встречаться женщины и дети, возвращавшиеся из Порт-Артура. Шестилетний мальчуган на вопрос, не страшно ли было под бомбежкой, ответил: «Да нет, забавно». Настроение в эшелоне царило благодушное. «Мы едем хорошо и удобно, — писал 18 февраля жене Е.С. Боткин, главный врач 1 Георгиевского госпиталя, — все едут за одним делом, все военные совершенно спокойны. Нет никакого разговора о возможных опасностях, все даже веселы, большинство рвется на войну» (Боткин Е.С. Свет и тени русско-японской войны. СПб., 1908). Но весьма продолжительны были сборы на Дальний Восток главнокомандующего генерала Куропаткина. Не было в Петербурге дорожного магазина, который не имел бы заказов для походного двора главнокомандующего: чемоданов, погребцов, баульчиков с изящными монограммами. Главная квартира производила впечатление чего-то несерьезного, показного и, пожалуй, опереточного. Поражала многочисленность штабных чинов, начиная с офицеров генерального штаба и кончая всякими ординарцами, денщиками и вообще нестроевыми. Кроме того, главную квартиру наводняла масса праздношатающихся офицеров и чиновников и какой-то подозрительной молодежи. Начальник штаба Сахаров устраивал у себя пикники. За обедом играла музыка. В канцеляриях отделов штаба, занимавших целые кварталы, истреблялось невероятное количество бумаги, но с трудом можно было достать карту или необходимую справку. Для поездки генерала Куропаткина на театр боевых действий на Путиловском заводе в Петербурге был построен специальный поезд.
На Николаевской железной дороге особой экстренной комиссией 7 марта был произведен осмотр поезда, который состоял из двух вагонов первого класса для состоящих при командующем, одного вагона для прислуги третьего класса, двух багажных, двух вагонов Китайско-Восточной железной дороги, только что доставленных с Ревельского вагоностроительного завода для генерал-адъютанта Куропаткина. В одном из вагонов был устроен роскошный салон, обтянутый сафьяном, с мягкою мебелью, кабинет, рядом со спальней были две уборные с ванной, душем и другими приспособлениями.
В двух последних отделениях вагона находились кухня и помещения для прислуги. Вагон освещался электричеством. Второй вагон был занят исключительно столовой. В то время как генерал Куропаткин не особенно торопился к месту боевых действий, министр путей сообщения князь Хилков еще до начала войны (он выехал из Петербурга 19 января в 12 часов 15 минут ночи экстренным поездом) приехал на станцию Байкал и взял в свои руки дело перевозки войск сначала по льду, затем на ледоколе, затем по Кругобайкальскому участку. Жил министр на станции Байкал, где и было настоящее управление. С самого начала войны Забайкальская железная дорога оказалась отрезанной от Центральной России, грузы переправлялись по льду. Пробка, образовавшаяся в Харбине, зависела не от пропускной способности железных дорог, а всецело от военного ведомства, не желавшего считаться с основными железнодорожными требованиями. Громадная площадь в Танхое и Переемной была завалена не только грузами продовольствия, но и снарядами, динамитом, пироксилином.
Князь довольно часто выезжал на лошадях со станции Байкал на станцию Танхой, куда по льду доставлялись вагоны, грузы, войска. Главным препятствием, кроме тридцатиградусных морозов при частых метелях и буранах, были трещины и нажимы, постоянно образующиеся на Байкале. Прочность льда, толщина которого достигала двух аршин (1 аршин = 71,12 см), была весьма значительна, но сила движения льда при трещинах и нажимах была настолько велика, что рельсы лопались, болты и скрепления разлетались со страшной силой, и путь немедленно разрушался на протяжении нескольких десятков саженей. Места, где трещины встречались наиболее часто, перекрывались крест-накрест длинными, не скрепленными между собой брусьями, на эти клетки укладывали шпалы и рельсы. Благодаря такому приспособлению рельсовый путь был окончательно готов к перекатке вагонов 17 февраля. В этот день на лед было спущено больше 100 вагонов.
Вагоны двигались конной тягой на расстоянии 50 саженей один от другого, первоначально запрягали четырех лошадей, затем стали обходиться парой. 18 февраля 20 первых вагонов благополучно прибыли на восточный берег Байкала. Император прислал Хилкову благодарственную телеграмму: «Да благословит Господь успехом законченное под Вашим наблюдением трудное дело перевозки вагонов по льду Байкала. Надеюсь, что дальнейшие передвижения будут столь же успешны, как были до сих пор. Передайте мою благодарность всем, трудившимся при укладке ледяной железной дороги. Николай» (газета «Железнодорожная жизнь на Дальнем Востоке», Харбин, 1904). После этого до 1 марта вагоны передавались через озеро безостановочно, в некоторые дни до 220 штук. Летом вагоны и паровозы переправлялись на ледоколах-паромах. С 1 января 1905 года открылось сквозное движение по Кругобайкальскому участку Забайкальской железной дороги.
Забайкальская железная дорога. Мост через реку Кручину длиной 25 саженей. Изд. Д.Н. Ефимова
Для ускорения доставки снарядов их стали перевозить в поездах по расписанию экспрессов, снимая с графика товарные поезда. Один из них потерпел крушение на Кругобайкайльской. Под откосом, однако, были обнаружены не снаряды, а ящики с коньяком, шампанским и другими винами. Несколько дней к месту крушения не прекращалось паломничество из окрестных деревень, а даровое угощение продолжалось не одну неделю. Так интенданты обеспечивали снабжение русской армии (Зензинов Н.А., Рыжак С.А. Выдающиеся инженеры и ученые железнодорожного транспорта). Жителям Петербурга эта война казалась чем-то далеким, может быть, не совсем реальным. Но уже в сентябре 1904 года поток раненых достиг Петербурга. Горожане, проходившие по Литейному проспекту, увидели появившиеся в саду Мариинской больницы большие воинские палатки. Они были установлены для размещения в них раненых нижних чинов ввиду нехватки мест в основных помещениях.
В феврале 1905 года русская армия потерпела окончательное поражение под Мукденом. Эвакуация превратилась в какое-то пьяное сумасшедшее бегство солдат из Манчжурии, производящее зловещее впечатление. Вне расписания, без всякого смысла и порядка, бешеным ходом шел поезд за поездом, нагнетая ужас и панику на обитателей станций и прилегающих городов.
В те дни возвращался на фронт из кратковременного отпуска, связанного с болезнью сына, доктор Боткин. В поезде было всего четверо военных: два офицера, один прапорщик запаса и один генерал, и как все они были страшно унылы и угнетены. Боткин писал жене с дороги: «Сейчас прочел все последние телеграммы о падении Мукдена. Не могу передать тебе своих ощущений, отчаяние и безнадежность охватывают душу. Что-то будет у нас в России. Бедная, бедная Родина». Но это был переломный момент войны. Из России непрерывной волной двигались не полубольные пожилые бородачи, а молодежь, добровольцы по жребию — даже не запасные, а состоящие на действительной службе. Выходя из вагона во время стоянок, доктор, конечно, видел новобранцев. «Солдаты едут молодцами, — писал он жене из Иркутска, — бодрые, весьма довольные, об одном только просят: нельзя ли газет? — и расхватывают их с голодной жадностью и искренней благодарностью. Святые верующие люди. Как же нам-то не верить» (Боткин Е.С. Свет и тени русско-японской войны. СПб., 1908). Идущий по расписанию поезд, в котором ехал доктор Боткин, обогнал не один такой эшелон. В таком же ехал со своей ротой и М. Пуцилло. Приобретя на станции открытку с видом очередного вокзала или моста, черкнув несколько строк и поставив штемпель «16 рота 159 Хохоталгогуринского полка», он торопился опустить ее в почтовый ящик, чтобы каждый день его любимая получала не по одному признанию в любви. А Шурочка, его любимая Тюшечка, как называл он ее в письмах, наверное, ежедневно ходила молиться в Ильинскую церковь на Пороховых и с нетерпением ждала почтальона. На стене в ее комнате висела большая карта России, в которую молодая женщина, получив открытку, втыкала булавочку, найдя место отправления письма или открытки, и молила бога, чтобы поезд не торопился в Маньчжурию. Ведь сообщения в газетах с каждым днем становились все безрадостнее.
В начале мая 1905 года в ходе боевых действий сложилась ситуация, при которой, как писал Е. Боткин, «мы наступать еще не можем, а японцы, убедившись, что они нас победить не могут, наступать не станут. Началось это томление между жизнью и смертью, между миром и войной. Назначались дни боев, шли усиленные приготовления и рядом с этим уже печатались известия о приготовлениях к мирным переговорам». 23 августа 1905 года в Портсмуте был подписан мирный договор между Россией и Японией, по которому, во многом благодаря усилиям графа С.Ю. Витте, Россия отделалась минимальными территориальными потерями. В ходе русско-японской войны, зимой 1904 года, министр путей сообщения князь Хилков организовал транспорт войск на Дальнем Востоке. Успешность его превзошла все ожидания и очень удивила неприятелей. Князь Хилков оказался для японцев более опасным противником, чем генерал Куропаткин.
Железнодорожники выполнили свои обязанности перед государством лучше кого бы то ни было, и воюющая армия благодаря им ни в чем не терпела существенного недостатка. Если бы не печальные события 1905 года с их всеобщей забастовкой и пресловутыми выступлениями, то железнодорожное ведомство получило бы, вероятно, особую и заслуженную исключительную благодарность за действия в военное время.