Логотип
Tefal

Матисс Анри (1869-1954) о себе...

Невозможно оспорить, что за последние пятьдесят лет все самое значительное в искусстве было создано в Париже. В других местах художники довольствуются тем, что идут по уже проторенной тропке, тогда как в Париже есть предприимчивость и отвага, необходимые для всякого творчества и превратившие Париж в столицу искусств.
Когда я начинал заниматься живописью, у нас не было противоречий с нашими учителями и мы не торопились высказывать свои мнения. Импрессионисты были признанными вождями, и постимпрессионисты шли их путем. Я не пошел за ними. Мы, молодые живописцы, часто бывали на улице Лаффит, где в галереях были выставлены их картины, и за работой думали о них. Что касается меня, то, окончив Академию Изящных Искусств, ястал ходить в Лувр и делать копии с картин прославленных мастеров: Рафаэля, Пуссена, Шардена и фламандцев. Я чувствовал, что метод импрессионистов мне не подходит. Мне хотелось пойти дальше их изощренных градаций тонов и непрерывных экспериментов. Короче говоря, я хотел понять самого себя. Выходя из Лувра и переходя Пон-дез-Ар, я видел другие сюжеты для своего искусства.
«Чего вы ищете?» — спросил меня как-то мой учитель Гюстав Моро.
«То, чего нет в Лувре, — ответил я, — но есть здесь», — и показал на баржи на Сене.
«Неужели вы думаете, что мастера Лувра ничего этого не видели?» — спросил он.

В сущности, картины Лувра не оказали на меня прямого воздействия. В Музее я чувствовал себя как в библиотеке, в которой хранятся старинные издания, а мне хотелось создать нечто свое, и я стал работать в одиночку.
Тогда я познакомился с длинным тощим молодым человеком, который с тех пор приобрел внушающую уважение полноту; его звали Дерен. Одно время мы жили с ним вместе в Коллиуре и неустанно работали, подстегиваемые одинаковым побуждением: методы наших старших не могли верно выразить наши ощущения, и нам пришлось искать новый метод.

А.Матисс. Музыка, эскиз (х., м.)
Впрочем, этим занимается каждое поколение. В то время, правда, простору было больше, чем нынче, и традиция была не очень-то в моде, может быть потому, что прежде ее слишком долго чтили. Упрощение формы, сведение ее к основным геометрическим фигурам, как в картинах Сера, было тогда великим нововведением. Этот новый прием произвел на меня большое впечатление: наконец-то живопись свели к научной формуле и покончили с эмпиризмом прошлых лет. Новый метод так заинтересовал меня, что я принялся изучать постимпрессионизм, хотя на самом-то деле я очень хорошо знал, что возможности этого метода ограничены слишком строгой приверженностью к чисто логическим правилам. Окружающие знали о мои мыслях, и, стоя перед моим только что законченным полотном, Кросс сказал мне: «Вы с нами ненадолго».
В неоимпрессионистических картинах тема выделяется целой серией контрастирующих планов, которые всегда остаются второстепенными. Для меня же одинаково ценны и предмет картины, и ее фон или, точнее говоря, ни одна ее часть не важнее другой, а важна лишь композиция. Картина образуется из сочетания поверхностей разного цвета, что и создает «выразительность». В музыкальной гармонии каждая нота — часть целого, и я хотел, чтобы каждая краска служила общему. Картина — это координация управляемых ритмов, и можно заменить поверхность, которая кажется красно-зелено-сине-черной, на бело-сине-красно-зеленую, и картина останется той же, как и тем же останется выраженное ею чувство, изменятся только ритмы. Разница между этими двумя полотнами та же, что между двумя поло жениями в ходе одной и той же шахматной партии. Во время игры вид доски постоянно меняется, но намерения игроков, перемещающих фигуры, — неизменны.
Я решил тогда не заботиться больше о сходстве. Мне стало неинтересно копировать предмет. Зачем писать внешний вид яблока, как бы похоже ни получалось? Что пользы в копиях предмета, который природа и без того поставляет в несметных количествах и который всегда можно вообразить себе еще более красивым? Важно показать отношение предмета к художнику, к его личности, и способность художника организовать свои ощущения и чувства.
Я очень люблю яркие, ясные, чистые краски и всегда удивляюсь, когда красивые цвета зачем-то грязнят и затемняют. В наши дни произошло важное открытие: научились выражать чувство цветом, а фовизм и более поздние течения добились выражения чувства и графическими средствами — контуром, линией и их направленностью. В общем, новые приемы выражения продолжили традицию и обогатили ее.

А.Матисс. Итальянка (х., м.)
Было бы ошибкой думать, что цепь преемственности от первых до теперешних художников оборвалась. Отказавшись от традиции, художник добьется лишь кратковременного успеха, и вскоре имя его будет забыто. Мне кажется, что мы переживаем период брожения, который обещает дать значительные и долговечные произведения. Но на мой взгляд, по-настоящему ценна только пластическая форма, и я всегда считал, что красоте картины в значительной степени способствует борьба художника с ограниченностью его средств.
Несколько слов о названии направления живописи — «фовизм». Оно казалось загадочным и дало повод для многих более или .менее остроумных шуток. Его придумал критик Луи Воксель; увидев в Осеннем Салоне среди полотен молодых художников статую скульптора Марка в стиле итальянского Возрождения, он воскликнул: «Смотрите-ка, Донателло среди диких зверей». Из этой истории следует, что броские определения, которыми награждают какое-нибудь направление, могут иметь лишь относительную ценность и, при всем их удобстве, ограничивают жизнь художественного течения и мешают признанию отдельных художников.

1935 г.

Заметки живописца о своих рисунках

А.Матисс. Падение Икара
(литография)

С самого начала моих занятий живописью я старался отдать себе отчет в различных возможностях выразительности цвета и рисунка. Мое классическое образование, естественно, привело меня к изучению Мастеров; я стремился, насколько возможно, усвоить их понимание объема, арабески, контрастов, гармонии иперенести мои наблюдения в свою работу с натуры, но в один прекрасный день я понял, что мне необходимо забыть все приемы Мастеров или, вернее, осмыслить их по-своему. Но разве это не обязательно для всякого художника классической формации? Потом пришло знакомство с искусством Востока и его влияние.
Рисунком, линией я непосредственно передаю свое чувство. Это возможно из-за простоты самого приема.
Однако мои рисунки более законченны, чем могут показаться некоторым людям, считающим их набросками. Они — генераторы света. Если рассматривать их при слабом или при непрямом освещении, в них помимо сочности и нежности линий виден и свет, и разница валеров, соответствующих цвету. Многим видны эти качества и при полном, прямом освещении. Дело в том, что этим рисункам предшествовали этюды, выполненные не столь жесткой техникой, как линия пером, а, например, углем или растушевкой, которые дают возможность выявить характер модели, ее выражение, а также особенности окружающего ее света, среду — все то, что может быть передано только рисунком. И только тогда, когда я почувствую, что в этой работе, которая может длиться несколько сеансов, я исчерпал все -свои возможности, тогда, с проясненным умом, я могу довериться моему перу. Я ощущаю, как мое чувство выливается в пластический рисунок. И как только моя эмоциональная линия определила свет моего белого листа бумаги, не отняв у него его трогательной белизны, я уже больше ничего не могу ни прибавить, ни убавить. Страница написана; никакие исправления невозможны. Если она неудачна, надо начать сначала, как в акробатическом трюке. На этой странице я слил вместе, в меру своего умения синтезировать, различные аспекты модели, которые мне удалось уловить в предварительном изучении.
Драгоценности или арабески никогда не перегружают мои рисунки модели, так как они являются частью моей оркестровки. Когда они на своем месте, они выявляют форму или подчеркивают валеры, необходимые в композиции рисунка.

А.Матисс. Голубая обнаженная
(литография)

Я вспомнил сейчас замечание одного врача, сказавшего мне: «Когда видишь ваши рисунки, удивляешься, как хорошо вы знаете анатомию».
Мои рисунки, движение которых выражено логическим ритмом линий, вызвали у него представление об игре мускулов.
Прежде чем сделать рисунок пером, я работаю так долго над этюдами модели для того, чтобы высвободить
естественность, грацию. Я никогда себя не насилую; напротив, я делаю то же, что и танцовщик или эквилибрист,
который каждое утро много часов подряд упражняется, разминая мускулы, чтобы тело полностью повиновалось ему в тот момент, когда, оказавшись перед публикой, он захочет выразить свои чувства сменой быстрых или плавных движений танца или искусным пируэтом. (По поводу перспективы: в моих окончательных рисунках — пером — всегда есть излучающее свет пространство и предметы находятся в разных планах, то есть в перспективе, ко это перспектива чувства, «внушаемая» перспектива.)
Я всегда считал рисунок не отдельным видом искусства специального назначения, но прежде всего способом выражения интимных чувств и душевных состояний, способом, упрощенным для того, чтобы дать простые и непосредственные изображения, которые легко дошли бы до зрителя.

1939 г.

А.Матисс. Грусть Короля
(цв.литография)
А.Матисс. Poesies Antillaises (литография)

В начало раздела "Живопись и графика">>>