История одного затмения
Астрономы С. Костинский и А. Ганский во время наблюдений за солнечным затмением на Новой Земле в августе 1896 года сделали не только высококачественные фотографии солнечной короны, но и ее рисунок. Об этом упоминается в одной из книг, посвященных освоению Новой Земли…
Солнечная корона во время полного затмения солнца 8–9 августа 1896 г., которую наблюдали на Новой Земле С. Костинский и А. Ганский
Они прибыли на Новую Землю за неделю до затмения. Тучи плотно закрывали небо, но, как всегда, астрономы надеялись на удачу и милость Бога. 6 августа 1896 года все приборы были готовы, но облака по–прежнему закрывали солнце. И лишь перед самым началом затмения облака подобно занавесу раздвинулись, представив долгожданную картину полного солнечного затмения.
Экспедиция, организованная академиком О.А. Баклундом и князем Б.Б. Голицыным, готовилась заранее. Был зафрахтован транспорт «Самоед», приготовлены приборы и приглашены лучшие астрономы Пулковской обсерватории — С.К. Костинский (1867–1936) и А.П. Ганский (1870–1908). Несмотря на молодость, оба астронома были уже известными специалистами в области физики Солнца и, кроме того, опытными фотографами: достаточно сказать, что Ганский совершил девять восхождений на Монблан с целью наблюдения за нашим светилом и именно Ганский был инициатором создания отделения Пулковской обсерватории в Симеизе (Крым).
Костинский и Ганский за время наблюдения за солнечным затмением на Новой Земле сделали не только высококачественные фотографии солнечной короны, но и ее рисунок. Об этом упоминается в одной из книг, посвященных освоению Новой Земли.
Эта история нашла продолжение в 1982 году, когда мы с женой решили бросить Ленинград и уехать в Рощино. В нас бродил тогда дух джек–лондоновской «Лунной долины». Я, по специальности инженер, устроился лесником, а жена, медик по образованию, — в зеленогорский санаторий «Ленинградец». Вскоре нам удалось на верхнем Рощино купить по цене пиломатериалов недостроенный домик, который мы ласково называли «хибарой». Тогда–то мы и познакомились с пожилой парой, точнее, нас познакомили наши собаки: у нас был огромный пудель, у них — тоже чтото черное и большое.
Нина Николаевна и Петр Васильевич жили уединенно в доме, весьма характерном для дачной архитектуры 1960–х. Никаких изысков: веранда, кухня, второй — холодный — этаж заставлен книжными полками с журналами эпохи хрущевской «оттепели»… Вечерами мы приходили к ним в гости на чай с шарлоткой, которую изумительно пекла Нина Николаевна из яблок, выращенных в собственном саду. Сад, правда, был весьма скромным, тем не менее нам они подарили великолепные саженцы малины и канадский остролистый клен. Мы строили тогда дом в садоводстве и были рады любым кустам и цветам.
Но главным в наших вечерах были беседы, беседы обо всем. И Нина Николаевна, и Петр Васильевич были представителями той старой петербургской интеллигенции, которую уничтожал сталинский режим, хрущевские «идиотизмы», а добила перестройка. Им было что рассказать, и я очень жалею, что даже не думал о том, что все их рассказы надо записывать на диктофон.
Третьим в их доме, не считая собаки, был внук Нины Николаевны — Петя. Видимо, создавая его, с природой случилось маленькое «затмение», так как Петя был сосредоточением множества болезней. Иному хватило бы и одной. Псориаз, эпилепсия, одна нога не сгибалась, пальцы на руке, наоборот, не разгибались. А росту в нем было около метра и 90 сантиметров. Петя, при всей своей инвалидности, работал в охране какого–то ленинградского завода, по Рощино какимто образом умудрялся ездить на велосипеде. Речь его была вполне нормальной, и казалось, что с мозгами все болееменее в порядке.
На наших вечерах больше говорила Нина Николаевна, Петр Васильевич молчал, но интеллект был виден невооруженным глазом. Идиллия эта продолжалась почти два года. Потом нам пришлось вернуться в Ленинград, я опять пошел в инженеры. Опять начались командировки, и однажды, вернувшись в Питер, я узнал, что Петр Васильевич умер.
Север. Открытка начала ХХ
Начало 90–х, в магазинах пустые полки, карточки на колбасу, инфляция… Петю уволили с завода, и, чтобы както прокормиться, Нина Николаевна начала распродавать коллекцию Петра Васильевича. Коллекция, насколько мне помнится, была странной: во–первых, библиотека, в том числе книги с автографами С.К. Костинского, экслибрисы, фарфор. Вовторых, мебель, вазы, одну из которых при мне Петя, упав на нее в приступе эпилепсии, разбил. Видимо, Петр Васильевич не ставил перед собой задачи тематического, если так можно выразиться, коллекционирования, а приобретал вещи, которые соответствовали его разносторонним интересам. И в этом смысле коллекция была цельной. Предметы дополняли друг друга, создавая то, что сейчас называют модным словом «аура».
После очередной командировки я узнал, что Нина Николаевна погибла. По версии Пети, она выбросилась из окна, а жили они на Кировском, ныне Каменноостровском, проспекте на втором, но достаточно высоком этаже. В последнюю нашу встречу Нина Николаевна жаловалась на Петю, проклинала себя за то, что не бросила, а пожалела родившегося уродца. Петина мать, дочь Нины Николаевны, умерла при родах, а ее муж и отец ребенка, увидев его, не раздумывая, отказался от него. Нина Николаевна считала, что Петины физические недуги, прогрессируя, добрались и до мозгов.
Похоронив бабушку, Петя попросил меня помочь продать коекакие вещи. Шубу Нины Николаевны купила одна наша знакомая. Большую часть библиотеки — книги по физике и астрономии — магазин «Старая техническая книга», ныне отсутствие которого на улице Жуковского чувствуется многими библиофилами. Разбирая шкафы с письмами и школьными тетрадками дочери Нины Николаевны, пытаясь както помочь Пете, меня больше всего печалила та мысль, что коллекции Петра Васильевича больше нет. Петя мог чтото продать за бесценок какому–нибудь «жучку», выкинуть в мусор чтолибо весьма ценное. Как–то раз я увидел в углу среди обрывков старых газет и стоптанных сандалий желтую «трубочку» плотной бумаги. Развернув ее, я еле сдержался — «La couron solair penden l`eclis total»!
«Это мусор, — сказал Петя, — можешь забрать, если надо».
После были еще командировки. Петя звонил все реже. Потом звонки прекратились. Недавно я узнал, что в 2003 году Петю сбила в Рощино вечерняя электричка…
Гораздо интереснее рассказывать о том, как создаются коллекции, но рассказ об уничтожении коллекции, на мой взгляд, необходим хотя бы для того, чтобы подобного больше не было.