Колье Екатерины II
Аукционный дом Sotheby’s 17–18 ноября 2005 года провел в Женеве торги под названием Magnificent Jewels sale. Сенсацией аукциона стало бриллиантовое колье XVIII века — фамильная драгоценность русской императорской семьи. По мнению сотрудника Sotheby’s, украшение могло принадлежать самой Екатерине II. |
Колье. Бриллианты. Эстимейт $1 176 000–1 960 600. Лот продан за $1 500 000. Magnificent Jewels sale. Sotheby’s, Женева. 17 ноября 2005
Учитывая поистине блестящее происхождение колье, эксперты аукционного дома Sotheby's оценили его в 1 176 000–1 960 000 долларов. В результате предмет приобрел пожелавший остаться неизвестным российский гражданин более чем за 1,5 миллиона долларов при стартовой цене 265 тысяч. На фотографиях колье на первый взгляд напоминало характерный для третьей четвертиXVIII столетия "складень с деводом". Непременная полоска ткани, подложенная под колье, плотно охватывающее верх шеи, имитировала ошейник рабыни (франц. l’esclave). Острословы галантного века, видя такое украшение на дамах, шутливо прозвали его "эсклаважем" (франц. l’esclavage— "рабство"), то есть своеобразным знаком покорности Венере. В русском языке труднопроизносимое слово быстро потеряло первую букву, и непонятный "склаваж" стали часто подменять более привычным термином "складень".
Колье принято было дополнять крестиком или просто подвеской, обычно в виде банта. Кавалеры прозвали сию деталь, прикрывающую соблазнительную ямочку между ключиц, "деводом" (от франц. la devote — ханжа, но в русском языке "т" перешло в "д"). Подобное шейное украшение из лалового убора Екатерины II (оно в настоящее время в разобранном виде находится в экспозиции Алмазного фонда, инв. №№ АФ-10, АФ-47) создавший его в 1764 году австрийский ювелир Леопольд Пфистерер назвал в счете "колье со шлейфом", ибо в немецком языке слово "die Schleife" означает "бант".
В отличие от традиций XVIII века, в колье Екатерины II, проданном на Sotheby’s, алмазный бант (3,7 х 4,6 см) лишь прикрывает собой застежку ожерелья (2,0 х 30,0 см), которая, по логике, должна находиться сзади. Бантик, имеющий на оборотной стороне старинные крепления, чтобы его можно было употреблять и как пряжку, и как шпильку, и как брошь, оказался хотя и гораздо выше, но прямо над ямочкой между ключиц современных красавиц-моделей. Аукционеры не скрывали, что скомпоновали выставленное на торги украшение из двух отдельных вещей. Даже в каталоге было указано: ожерелье и застежка-бантик "не являются частями одного колье, что подтверждается различиями в технике изготовления этих двух ювелирных украшений", и "наверняка имеют разное происхождение".
К счастью, фотографии позволили узнать в составных частях этого изделия два украшения, некогда относившихся даже не к фамильным императорским, а к коронным вещам Российской империи. Вместе с остальными драгоценностями "бывшей императрицы" Марии Федоровны оба предмета в сентябре 1917 года были эвакуированы в Москву, а в 1922 году переданы в Гохран и просмотрены возглавляемой А.Е. Ферсманом комиссией специа-листов. Описания и черно-белые фотографии обоих предметов в натуральную величину были помещены в подготовленный каталог "Алмазный фонд СССР" (М., 1924–1926). Краткое описание и изображение "бриллиантовой броши-банта", которую легко можно было идентифицировать с бантиком колье Екатерины II, нашлись в третьем выпуске (№ 128).
Колье. Деталь. Бриллианты. Эстимейт $1 176 000–1 960 600. Лот продан за $1 500 000. Magnificent Jewels sale. Sotheby’s, Женева. 17 ноября 2005
В описях драгоценностей короны, составленных в XIX веке, числились "две маленькие кокарды бантиками, древней работы, из Брилиянтов разной величины, служащия Браслетами". Правда, к 1914 году от этой пары уцелел только один бант. Он напоминает еще два бантика, хранящихся в Алмазном фонде (инв. № АФ-41). Они различаются размерами и наличием в двух последних бантах рубинов. Зато рисунок всех бантиков абсолютно идентичен.
Мотив вписанной в петли банта цветочной веточки характерен для творчества Леопольда Пфистерера, прибывшего в Петербург из Вены в первых числах января 1764 года и ставшего единственным мастером "Мастерской Ее Императорского Величества алмазных дел". Для Екатерины II ювелир в 1760-е годы сделал лаловый, гранатовый и краснояхонтовый гарнитуры (отдельные предметы из них находятся в Алмазном фонде), параллельно создавая еще и различные части алмазного убора. Стремясь до мелочей соблюсти условия контракта, Пфистерер вплоть до 1770 года указывал на спинках изготовленных им украшений количество и вес использованных драгоценных камней. Подобные обозначения есть и на бриллиантовом банте колье Екатерины II, и на вышеупомянутых маленьких бантиках из рубинов и бриллиантов, бывших когда-то частями краснояхонтового убора самодержицы. Надпись на золотой спинке массивной серебряной оправы "кокарды" удостоверяла, что пару бантиков, служивших застежками браслетов алмазного гарнитура, унизывали 226 бразильских бриллиантов весом в 41 28/32 карата. 16 марта 1927 года один из этих бриллиантовых бантиков был продан на лондонском аукционе Christie’s (лот № 59) за 300 фунтов стерлингов господину С. Филлипсу.
Тому же покупателю за 2700 фунтов стерлингов досталось отличающееся подбором редкостных по чистоте и красоте индийских и бразильских бриллиантов ожерелье из 25 солитеров, окруженных мелкими камнями (лот № 71). Украшение на черном бархате было запечатлено на фотографии в четвертом выпуске "Алмазного фонда СССР" и описано (№ 195) как "ривьера" из заключенных в серебряные шатоны "25 крупных бриллиантов весом около 60 метрических каратов и мелких украшений из 598 камней около 20 метрических каратов", дополненных 24 алмазами-розами.
В описи коронных драгоценностей 1838 года это шейное украшение значилось как "склаваж, в коем было 25 брилиянтов от 2-х до 3-х карат в каждом, осыпанных по борту мелкими Брилиянтами, а за употреблением 10-и на Жемчужный Сен-Сисиль, остается в оном 15-ть Брилиянтов". 5 декабря 1841 года были еще "вынуты 3 брилл. весом 4 3/32 кр. на Диадему с жемчугом и отпущены Ювелиру Болину". После 1884 года в "склаваже из 25-ти частей" опять появились "13-ть передних камней", но не изначальных, а подобранных из коронных бриллиантов, как и металлическая застежка. Зарубежные владельцы колье Екатерины II продолжили заменять шатоны, и в результате в нем насчитывалось 27 солитеров, хотя совсем исчезли алмазные завитки возле замка. Аукционеры Sotheby’s объяснили наличие в выставленном на торги изделии двух новых бриллиантов тем, что дополнительное обрамление только украшает колье.
В "Реестре разным бриллиантовым и другим вещам, бывшим в 1796 году в Комнате" Екатерины II, после ее смерти поступившим в "Коронную комнату", числился "складень лентою из 25 крупных бриллиантов, по сторонам его две нитки из мелких бриллиантов". Это позволяет идентифицировать его со "склаважем", хранившимся среди коронных бриллиантовых вещей, а затем названным экспертами комиссии Ферсмана "ривьерой". Однако с начала 1790-х годов "склаважем" стали именовать сборное на цепочках ожерелье с камнями, как в парюре 1795 года (Государственный Эрмитаж, инв. № Э-4675). В те же годы в моду входит разновидность шейного украшения, называемая "ниткой", или по-французски "un fil".
Первое упоминание в архивных документах о приобретении подобного изделия относится к 1791 году, когда 19 июня Екатерина II "высочайше повелеть соизволила заплатить из Кабинета Ювелиру Дювалу за взятую у него в Комнату Нитку бриллиантовую из тридцати пяти камней, а вокруг осыпанную с обоих сторон мелкими" 3325 рублей. Не исключено, что "склаваж-ривьеру" исполнил в первой половине 1790-х годов Яков (Жакоб-Давид) Дюваль (1768–1844), оценщик Кабинета, владелец унаследованной от отца крупной мастерской в Петербурге, сам бывший незаурядным мастером. Достойный соперник Леопольда Пфистерера, Дюваль сделал для Екатерины II множество разнообразных вещей, а с 1797 года стал "Собственным ювелиром" Павла I. Благодаря отделяющимся звеньям, можно было варьировать длину "ниток", а цена изделия напрямую зависела от стоимости солитеров. С начала XIX века "нитки" стали поэтично называть "ривьерами", поскольку цепочка солитеров, близко прилегающих друг к другу, отчего совсем не был виден металл их оправ, напоминала струящийся между берегами водный поток.