Логотип
Издательство «МИФ»

ВЕК ПРОСВЕЩЕНИЯ И МАЛЬТА

Признаться, неблагоприятные отзывы Галеа о русских дипломатах на Мальте в XVIII веке посеяли в душе некоторое смятение. Пришлось основательно потрудиться, прежде чем удалось разобраться, как же складывались отношения России и Ордена во второй половине XVIII века.

Впрочем, всему свое время. Прежде чем начать распутывать дипломатические комбинации Екатерины II и Павла I, посмотрим, что же принес Ордену век Просвещения?

В XVIII веке на Мальте жило от 700 до 1000 рыцарей, представлявших семь или восемь наций. На каком языке они общались между собой? Только не на мальтийском. Из великих магистров его знал только Роган. И не на латыни, поскольку среди рыцарей было не так много людей, получивших всестороннее образование. Наиболее распространенными языками среди членов Ордена являлись французский и итальянский.

Это естественно: более половины рыцарей были французами. Их три языка располагали 272 командорствами во Франции. Мальтийцев в Орден не принимали. Единственным исключением был некий кавалер де Майе.

Орден по-прежнему оставался самым аристократическим в Европе. Отпрыск французской дворянской фамилии, желавший вступить в него, был обязан представить доказательства благородного происхождения в восьми восходящих поколениях. Итальянцы требовали только четыре колена дворянства, но древность рода должна была составлять не менее двух веков. Языки Арагона и Кастильи, к которым относилась и Португалия, также ограничивались четырьмя коленами благородного происхождения. Их основной заботой было доказать, что в венах кандидатов в рыцари не течет ни капли мавританской или еврейской крови. Строже всех к этому вопросу подходили в англо-баварском языке. От немецких рыцарей требовали шестнадцать колен дворянства. Немцы не принимали в Орден дворян, выдвинувшихся на гражданском поприще, тем более купцов. Членом англо-баварского языка не мог бы стать даже незаконнорожденный принц королевской крови.

Доказательства благородного происхождения изучались самым тщательным образом сначала на месте, а затем специальной комиссией на Мальте. Значительную часть орденского архива, хранящегося в Национальной библиотеке Валлетты, занимают генеалогические таблицы рыцарей. Окончательно кандидатура нового рыцаря одобрялась капитулом Ордена. {66} Только папа мог помочь кандидату, если хотя бы в одном из шестнадцати колен его благородное происхождение было поставлено под сомнение.

Каждый из вступавших в Орден был обязан заплатить так называемое „пассаджо” (так в средние века называли сумму, которую паломник платил рыцарю, сопровождавшему его в Иерусалим). В XVIII веке пассаджо составлял 360 золотых крон — столько же платили за поступление в английский аристократический колледж. Будущие рыцари из лучших семей Европы впервые появлялись на Мальте в 12-летнем возрасте, где становились пажами великого магистра. В 15 лет они возвращались на год в семью. Посвятить в рыцари их могли только по достижении 16-летнего возраста. Затем следовал двухлетний испытательный срок под руководством одного из рыцарей Большого креста. Большое внимание уделялось военному искусству.

Когда испытательный срок заканчивался, рыцарь возвращался на родину на шесть месяцев. Это время он должен был провести на королевской службе. Если отзывы были благоприятные, он мог ходатайствовать о посвящении в рыцари. Эта церемония обычно происходила в церкви его приорства. Кандидат приходил в обычной одежде, и рыцарь, принимавший его в Орден, давал ему отпущение грехов. В руке кандидат держал зажженную свечу, которая символизировала благочестие. По окончании мессы он приводился к причастию. Поступавшему задавались четыре вопроса: является ли он членом другого религиозного ордена? Женат ли? Имеет ли долги в казначействе Ордена? Не является ли невыкупленным рабом? Последний вопрос сохранился еще с тех времен, когда рыцаря принимали в Орден на поле битвы, а не в церкви. Молодой рыцарь-госпитальер провозглашался „служителем господ бедных и больных”. На него возлагалась алая мантия с восьмиконечным крестом на левой половине груди.

Рыцаря не могли заставить жить на Мальте до тех пор, пока он не достигал 20-летнего возраста. Для того, чтобы перейти в следующий класс, он должен был совершить два так называемых „каравана”, каждый из которых представлял собой не менее чем 6-месячное плавание на галерах Ордена.

Рыцари жили в обержах. До настоящего времени в Валлетте сохранились обержи Италии, Прованса, Кастильи и Арагона, а также оберж англо-баварского языка. Это большие, как правило, двухэтажные здания со строгими фасадами. Каждое из них имеет один или два внутренних двора. В оберже Кастильи, {67} например, каменная лестница ведет на второй этаж, где находились официальные помещения и покои пилье языка. Комнаты рыцарей выходили в длинный коридор; каждый рыцарь имел в своем распоряжении две комнаты. Однако сравнительный комфорт в общежитиях рыцарей появляется только в начале XVIII века. До этого рыцари, как правило, спали в общей спальне и ели вчетвером из одной тарелки.

Рыцари обращали мало внимания на обет целомудрия. Протестант Патрик Брайдон, посетивший Мальту в 1770 году, так описывает отплытие галер Ордена в Триполи: „В каждой галере было около 30 рыцарей, беспрерывно объяснявшихся знаками со своими возлюбленными, которые рыдали наверху, на стенах бастиона; для этих джентльменов обет целомудрия значил так же мало, как для священников” 27.

Основными занятиями рыцарей оставались Корсо, а также служба в Госпитале. Впрочем, Корсо, ранее практиковавшееся три раза в год, принимало все более нерегулярный характер. Необходимость в нем отпала после того, как начали налаживаться отношения Мальты и государств Южной Европы с Северной Африкой. В середине XVIII века Мальту посетил сын бея Алжира и посол бея элайета Западный Триполи Юсифа Караманли. Постепенно налаживались торговые связи с североафриканскими государствами. С середины XVIII века Орден получал дешевый хлеб из ливийской провинции Киренаика. Рыцари теряли качества опытных мореплавателей, а флот Ордена постепенно приходил в упадок.

В Госпитале по традиции распоряжался пилье французского языка. Даже великий магистр мог войти в Госпиталь только как простой рыцарь, оставив у порога шпагу и знаки своей высокой должности. Когда в 1711 году постоянно находившийся на Мальте представитель римской инквизиции пришел в Госпиталь, не испросив заранее разрешения пилье французского языка, разразился ужасный дипломатический скандал. Французский король написал по этому поводу официальное письмо папе, и тот был вынужден признать, что инквизитор действовал ошибочно.

В Госпиталь принимались больные без различия расы и вероисповедания. Ни один человек, обратившийся в Госпиталь, не получал отказа. Все лежали в общих палатах, единственная привилегия рыцарей состояла в том, что они имели право получать две простыни вместо одной.

Служба в Госпитале была нелегкой и считалась самой неприятной обязанностью рыцарей. Рыцари каждого языка дежурили {68} в Госпитале раз в неделю, ухаживая за больными в качестве простых служителей.

Путешественники, посещавшие Госпиталь, отмечали с удивлением, что все пациенты, благородного и простого происхождения, бедные и богатые, рабы и дворяне, получали пищу на серебряных тарелках. Впрочем, во второй половине XVIII века, когда финансы Ордена истощились, Госпиталь уже мало напоминал то образцовое медицинское учреждение, о котором писали путешественники XVI—XVII веков. Английский посол в Неаполе Вильям Гамильтон был весьма разочарован, не увидев в Госпитале былой чистоты и порядка. Потолок в главной палате был закопчен, постельное белье и одежда больных находились в таком антисанитарном состоянии, что врач вынужден был совершать обход, держа возле носа платок. Тем не менее в 1780 году Госпиталь принял 153 333 больных (больше, чем все население острова). Расходы на его содержание составляли от 60 до 70 тысяч эскудо в год, но эта цифра включала в себя не только уход за больными, но и обслуживание пилигримов, которые останавливались на Мальте по пути к Святым местам.

Джон Ховард, посетивший Мальту в 1789 году, нашел в Госпитале только 22 служителей, большую часть которых составляли несостоятельные должники или преступники. Он не мог удержаться от замечания, что великий магистр Роган имел в своем дворце 40 слуг, которые ухаживали за 52 лошадьми на его конюшне, содержавшейся чище, чем Госпиталь. В то же время в области медицинской науки и практики врачи мальтийского Госпиталя зачастую опережали своих европейских коллег. Операции катаракты и удаления камней из почек начали производиться на Мальте раньше, чем в Европе.

Однако в целом прогресс на Мальту приходит медленно. Первые печатные дворы появляются только в XVIII веке. Тогда же, во времена великого магистра Рогана, обретает наконец постоянное пристанище библиотека Ордена. Университет на Мальте был основан в 1769 году на базе иезуитского колледжа, закрытого после запрещения Римом Ордена иезуитов. Его дипломы были признаны в Италии. Кроме рыцарей в университете учились и молодые мальтийские аристократы. Действовала кафедра арабского языка и культуры. Мальтиец Антонио Вассало, профессор арабского языка, подготовил первую научную грамматику и словарь арабского языка. В 1782 году парижская Академия надписей смогла восстановить некоторые из отсутствующих букв финикийского алфавита, используя {69} найденные на Мальте обломки плит с параллельными надписями на финикийском и греческом языках. Адмирал галерного флота Мальты бальи де Фреслен и рыцарь Луи де Буажелен первыми заинтересовались великолепными неолитическими храмами, которые были раскопаны под их наблюдением.

Несмотря на совместные занятия в университете, рыцари жили обособленно от местного населения. Знатные мальтийки редко появлялись на публичных церемониях. Мессу они могли посещать, только прикрыв лицо черной вуалью. Впрочем, к концу XVIII века эти правила не были так строги.

Мальта была одним из крупнейших центров работорговли в Средиземноморье. Во дворце великих магистров прислуживала целая армия турок, алжирцев, тунисцев, триполитанцев и египтян. Если мавры захватывались в плен во время боевых действий, они считались собственностью Ордена. Взятые в плен частными лицами продавались с публичного аукциона. Некоторые рабы обменивались в Северной Африке на пленных христиан или продавались монархам Европы. Рабы ночевали в огромных бараках в Витториозо, на работу их водили скованными в кандалы попарно. В 1798 году Бонапарт освободил всех рабов, а их на острове оказалось около 2 тыс. человек — пятая часть всего населения острова 28.

К концу XVIII века образ мальтийского рыцаря, ассоциировавшийся раньше с Ланцелотом и Орландо, заметно потускнел. Упала дисциплина; идеи французской революции, распространявшиеся в Европе, поколебали религиозность госпитальеров. Жизнь вокруг Мальты стремительно менялась, а она оставалась замкнутым мирком, живым анахронизмом средневековья.

Мальта все более напоминала закрытый военный колледж для отпрысков аристократических семей. Одним из излюбленных развлечений на острове был театр, который появился в Валлетте в 1731 году. Там шли французские пьесы и итальянские комические оперы. Женские роли в них исполнялись, как правило, мужчинами, но „черные подбородки и хриплые голоса выдавали их”, — писал Ролан де ля Платьер, присутствовавший на одном из спектаклей. После спектаклей великие магистры приглашали артистов на великолепные ужины. Особенным гостеприимством отличался Пинто. Однако и его превзошел щедростью Роган, принимавший одновременно в своем дворце от 40 до 60 человек.

В XVIII веке перед нами проходит целая портретная галерея великих магистров. Выходец из Сиены Марк Антуан Зонда-{70}дари оставил о себе память как о человеке суровом и нелюдимом. Он располагал обширными связями в Риме, был племянником покойного папы Александра VII. В отличие от него, Маноэль де Вильена снискал себе широкую популярность как среди рыцарей, так и среди мальтийцев своим веселым нравом и склонностью к благотворительности. Родственник короля Португалии, Вильена приложил немало усилий для того, чтобы приостановить охвативший Орден кризис. Хотя во время его пребывания на посту великого магистра мальтийский флот уже не рисковал показываться у берегов Леванта, он совершил несколько успешных экспедиций против североафриканских пиратов. Морские победы Вильены были отмечены папой. В его эпоху было сооружено немало великолепных зданий в Валлетте и Мдине. На троне великих магистров Вильену сменил гигант с Минорки Раймон Дюпюи.

В январе 1741 года великим магистром был избран португалец Маноэль Пинто. Поступив в Орден в очень молодом возрасте, он всю свою карьеру сделал на Мальте: был вице-канцлером, затем великим приором португальского языка.

Первым из великих магистров Пинто водрузил на себя королевскую корону вместо большого берета с бриллиантовой диадемой, который носили великие магистры до него. Он был одержим манией строительства. Большинство выполненных в стиле позднего барокко великолепных общественных зданий, составляющих сегодня лицо Валлетты, построены в годы его правления.

Отношение к Пинто со стороны мальтийцев было сложным. В народе его находили строгим, но дельным правителем. Годы его пребывания у власти составили период относительного благополучия острова. Пинто сам следил за состоянием финансов, уборкой урожая, вникал во многие другие текущие дела. Он поощрял выращивание хлопка и шелка. Вместе с тем он был суров и безжалостен. Смертные казни и отправки на галеры следовали одна за другой.

Более трех десятилетий Пинто оставался великим магистром Ордена. Враги распространяли слух, что долголетие великого магистра имело сверхъестественный характер. Пинто подозревали в занятиях черной магией. Этому способствовала и его тесная связь с известным авантюристом Калиостро, бывавшим на Мальте в годы правления Пинто. На проходившем в Париже судебном процессе Калиостро давал понять, что он является незаконнорожденным сыном Пинто и принцессы Трабезундской и посвящен великим магистром в оккультные {71}  тайны. Эта легенда до сих пор имеет хождение на Мальте. Впрочем, доказано, что Пинто действительно содержал алхимическую лабораторию в своем дворце в Валлетте, а также в Вердале, где ее и обнаружили впоследствии в одной из бесчисленных потайных комнат.

Пинто был человеком весьма тяжелого характера. Это сделало его впоследствии в глазах общественного мнения ответственным за многие беды, которые постигли Орден. Ролан де ля Платьер, посетивший Мальту после его смерти, писал: „Это был безнравственный человек, не соблюдавший приличий. Он издевался над всем, запутал все дела, разорил казну”. Однако всего за три года до смерти великого магистра Вильям Гамильтон давал ему совершенно противоположную характеристику: „Великий магистр, несмотря на то, что он перешел рубеж 90 лет, находится в прекрасном здоровье, и ни его ум, ни память ни в чем не подводят его. Беседы с ним весьма полезны и поучительны”.

С XVIII века возрастает интерес к Мальте как к важному опорному пункту в Западном Средиземноморье. Англия, Франция, Королевство обеих Сицилий начинают ожесточенное соперничество за влияние на острове. На Мальте постоянно находились послы Франции, Испании, Англии (с 1783 г.), Австрии, Португалии и Неаполя. Дипломатические представители Ордена в этих странах также обладали статусом чрезвычайных и полномочных послов.

Особое значение для острова имели связи с Францией. Французские монархи были, по сути, протекторами Ордена. Людовик XV даровал рыцарям право жить во Франции, служить во французской армии и флоте, освободив их от налогов, которыми облагались иностранцы. В благодарность великий магистр направлял французскому королю ежегодно двух соколов. Их привозил рыцарь, который специально снаряжался в это путешествие. С Мальты в Версаль везли ящики с апельсинами, лимонами и гранатами для королевы и ее дочери, а также конфеты из апельсинового сока для короля. Как известно, Людовик XV был гурманом.

С середины 80-х годов Франция с растущим подозрением следила за обострением дипломатической борьбы вокруг Мальты. Особенно встревожились в Париже, когда после визита австрийского императора Иосифа II в Неаполе распространились слухи о якобы заключенном между Неаполем и Россией соглашении, согласно которому Королевство обеих Сицилий якобы отказывалось от своих прав на Мальту в пользу Ека-{72}терины II. Роган с негодованием отвергал эти измышления, однако даже в его ближайшем окружении, как мы скоро убедимся, были деятели, заинтересованные в распространении подобной дезинформации.

Орден имел своего посла в Риме. Однако отношения рыцарей с папой всегда были сложными. Еще в эпоху крестовых походов папа не одобрял чрезмерную, по его мнению, самостоятельность великих магистров. С 1574 года, когда в Биргу обосновался инквизитор, обладавший целой сетью шпионов и информировавший Рим о мельчайших событиях повседневной жизни Ордена, ситуация еще больше обострилась. На Мальте считали, что из Рима живущих в Италии рыцарей настраивают против великого магистра.

С момента прибытия Ордена на Мальту не прекращались его распри с Королевством обеих Сицилий. Неаполь оставался основным источником поставки продовольствия на Мальту и, естественно, пытался использовать это обстоятельство для оказания давления на Орден. Главным пунктом разногласий был вопрос о назначении священников и, особенно, архиепископов на Мальте. Неаполь считал это своей неотъемлемой прерогативой и отстаивал это право, опираясь на поддержку Рима.

С начала XVIII века возобновляются регулярные контакты Ордена с Великобританией, прерванные после конфискации Генрихом VIII земельных владений госпитальеров в Англии. На Мальте, как правило, хорошо принимали английские военные корабли, направлявшиеся в Средиземноморье, хотя порой возникали и недоразумения. В 1713 году один из английских кораблей был взят в плен испанцами и продан рыцарям. Вопрос можно было бы легко урегулировать, если бы у Ордена был посол в Лондоне. Но дело велось через Париж и чрезвычайно осложнилось. Отношения Ордена с Лондоном настолько испортились, что во время войны английских колоний в Северной Америке за независимость (1775—1781 гг.) многие мальтийские рыцари отправились в Америку, где сражались во французских войсках.

Великий магистр Роган, воссоздавший в 1783 году англо-баварский язык, надеялся на то, что Георг III вернет ему хотя бы некоторые из старых командорств или предложит новые. Однако, учитывая неблагоприятный настрой парламента, король ограничился поздравлениями в адрес великого магистра.

Все более внимательно присматривалась к Мальте Австрия. Кауниц, министр иностранных дел Иосифа II, сказал в середине 70-х годов послу Ордена в Польше герцогу Саграмозо: „Я ре-{73}комендую вам передать великому магистру, что он должен серьезно заняться делами и навести порядок в своем доме, исправив все упущения и злоупотребления, которые так действуют на дух и обычаи рыцарей, если, конечно, он не хочет заставить нас самих провести реформы на Мальте по нашему собственному усмотрению”.

Однако осуществить внутренние реформы было не так-то просто. Власть великого магистра уже не была абсолютной. В кругу его ближайших сторонников возникали многочисленные группировки, соперничавшие друг с другом.

Эти группировки обычно ориентировались на одну из европейских держав, пытавшихся таким образом устроить свои дела при мальтийском дворе. Признанным главой профранцузской партии в последней четверти XVIII века считался знаменитый Доломье. Командор Дьёдонне Сильвен Ги Танкред де Грате де Доломье был человеком разносторонних интересов. Ученый с мировым именем, он был в то же время убежденным сторонником идей французской революции. Доломье, принадлежавший к старинной дворянской семье, был записан в Орден двух лет отроду, совершил свой первый караван в шестнадцать, сражался на дуэли и убил своего приятеля, также рыцаря, когда ему было всего восемнадцать лет. Приговор Пинто был суров: потеря права носить рыцарскую форму и пожизненное заключение. Однако руководитель французской внешней политики герцог Шуазель от имени Людовика XV добился прощения вспыльчивого и неуживчивого рыцаря. В 21 год Доломье начал изучать химию и физику в военном госпитале. Герцог де Ларошфуко заразил его страстью к минералогии и познакомил со знаменитыми учеными Кондорсе и Тюрго. Вскоре с Доломье уже никто не мог соперничать по части тонкостей науки о камнях. Находясь в составе мальтийского посольства в Португалии, он провел исследование вулканических образований, изучал вулканы на Сицилии и в окрестностях Неаполя. Коллекция минералов, выставленная в доме Доломье в Валлетте, была одной из самых знаменитых в Европе. Слава Доломье была увенчана открытием и классификацией пород песчаника, которые сегодня называют доломитами. Впоследствии он входил в число ученых, сопровождавших Бонапарта в египетской экспедиции.

На Мальте Доломье был как бы белой вороной среди братьев-рыцарей, мало интересовавшихся наукой. Политические соперники насмехались над его необычными увлечениями. По взглядам и характеру Доломье идеально подходил на роль лидера оппозиции. Рыцари, собиравшиеся в его доме, были убежденными {74} сторонниками профранцузской ориентации. Репутация франкофила доставляла Доломье немало неприятностей. Когда он проводил раскопки на Везувии, власти Неаполя уличили его в пропаганде в пользу Франции и добились его немедленной высылки из Королевства обеих Сицилий.

Основным соперником Доломье был рыцарь де Лорас, бывший в дружеских отношениях с великим магистром Роганом. Неприкрытая вражда между ними была притчей во языцех в Ордене. К политическим разногласиям между Доломье и де Лорасом примешивалось соперничество за пост пилье овернского языка.

До 1787 года де Лорас был секретарем Рогана, что впоследствии обеспечило ему престижный и прибыльный пост посла Ордена в Риме. Овидий Дубле, сменивший де Лораса в качестве личного секретаря великого магистра, симпатизировал Доломье. Он в подробностях описал в своих воспоминаниях последние годы пребывания Ордена на Мальте и завоевание ее Наполеоном. Картина разложения госпитальеров предстает в записках Дубле в самых мрачных красках: „Немало молодых людей, прибывавших из далеких провинций, уже через три или четыре дня можно было видеть на борту галер. Они не имели ни малейшего представления об искусстве владения мечом или мушкетом, не знали навигации и не понимали даже простейших терминов, известных простому матросу. В промежутках между караванами эти молодые люди околачивались на площадях или в кафе, играли в карты и на бильярде, бегали за доступными женщинами, тратя на них свое здоровье и деньги. Неудивительно, что в последние годы галеры редко покидали порт. Я слышал, как капитаны галер заявляли, что они не желают атаковать корсаров Варварийского берега, чтоб избежать расходов и неудобств карантина, который обязан был пройти экипаж каждой галеры, возвращавшейся на Мальту”.

Свидетельство Дубле подтверждают и статистические данные. За период с 1764 по 1796 год в архивах Ордена зарегистрировано всего шесть случаев взятия в плен или потопления неприятельских кораблей, причем все они малого размера.

 

Далее>>>

 

В начало раздела "Книги">>>