ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШИЛЛИНГА
Однажды дождливым ноябрьским днем в Лондоне на квартиру к известному английскому журналисту Джозефу Аддисону пришел его друг, писатель Джонатан Свифт, будущий автор знаменитых приключений Гулливера. Как водится: посидели, выпили, поговорили. Аддисон потом заметит, что его друг имел «неистощимый запас речей и никогда не упустит возможность развлечь компанию множеством мыслей и намеков, совершенно новых и необычных». Так было и в этот раз. Свифт, увидев на столе хозяина серебряный шиллинг, воскликнул: «пускай любой из людей насчитает за собой половину из того числа приключений, в которые был вовлечен этот двенадцатипенсовик.» Идея литературного произведения с изложением событий от имени монеты собеседникам понравилась. В тот же день Аддисон сел за работу и в 1710 г. в журнале «Болтун» появилась «Повесть о шиллинге».
Приключения серебряной монеты среднего достоинства читателям понравились. Произведение стало известно читающей публике. Свифт, видимо, где-то обмолвился о том, что это оно подал Аддисону идею произведения, и молва вскоре заговорила о нем как об авторе. Пришлось давать опровержение. В своем произведении «Дневник для Стеллы» Свифт как бы оправдывается: «Нет, «Болтун» с шиллингом не мой, я дал ему один или два намека». Статус кво был восстановлен.
Современному российскому нумизмату это уникальное в своем роде произведение практически неизвестно. На русский язык оно было переведено только в 2001 и издано малым тиражом в научном сборнике, недоступном широкому читателю. Сегодня мы снова возвращаемся к этому произведению, не потерявшему до настоящего дня интереса как история обращения английской монеты. В случае необходимости мы будем вторгаться в авторский текст для комментария, сохраняя первозданный стиль эпохи королевы Анны.
«Вчера вечером меня посетил мой друг, который имеет неистощимый запас речей и никогда не упустит возможность развлечь компанию множеством мыслей и намеков, совершенно новых и необычных. Из почтительности ли к моему образу жизни, или сообразно истинному своему мнению, он выдвинул следующий парадокс, что гораздо большие таланты требуются, чтобы заполнить жизнь в отставке и приличествовать ей, чем для деловой жизни. По этому случаю, он очень мило иронизировал над деловыми людьми этого века, ценящими себя только за пребывание в движении и следующими сквозь череду пустяковых и ничтожных поступков. В пылу речи, увидев лежащую на моем столе монету, он сказал: «Пускай любой из этих деятельных людей насчитает за собой половину того числа приключений, в которые был вовлечен этот двенадцатипенсовик, будь для него возможным дать нам отчет о своей жизни».
Слова моего друга произвели столь странное впечатление на мой ум, что, немного погодя, когда я был уже в постели, я впал постепенно в самую необъяснимую мечтательность, в которой не было ни морали, ни плана, и которую правильнее было бы назвать состоянием бреда, чем сна.
Между тем шиллинг, который лежал на столе, поднялся на ребро и, поворачиваясь ко мне лицом, открыл свой рот и приятным серебряным голосом дал мне следующий отчет о своей жизни и приключениях:
«Я родился, – сказал он, – на склоне одной горы близ маленькой перуанской деревни и проделал путешествие в Англию в слитке, под конвоем сэра Френсиса Дрейка».
Тут требуется небольшой комментарий. Френсис Дрейк – знаменитый британский корсар, нападавший на испанские суда, следовавшие из колоний Южной Америки в метрополию. Груз серебра из южноамериканских колоний и являлся основной целью и добычей Дрейка. Английская королева Елизавета Тюдор покровительствовала пирату. Он получил от короны звание вице-адмирала. В 1580 г. Дрейк закончил кругосветное плавание. Возможно, вместе с испанскими трофеями и прибыл в Англию слиток серебра, из которого в последствии был изготовлен шиллинг.
«Вскоре по приезде с меня сняли мой индейский костюм, меня рафинировали, натурализовали и одели по британской моде, с лицом королевы Елизаветы на одной стороне и гербом страны на другой. Будучи, таким образом, экипированным, я нашел в себе чудесную склонность странствовать и посещать все части того нового мира, в который я был введен.
Люди весьма благоприятствовали моей естественной склонности и перекладывали меня так быстро из рук в руки, что прежде, чем мне исполнилось пять лет от роду, я пропутешествовал почти по всем уголкам страны. Но в начале моего шестого года, к моему невыразимому горю, я попал в руки одного несчастного старика, который упек меня в железный сундук, где я нашел еще пять сотен подобных себе, которые лежали в таком же тюремном заключении. Единственная приятная перемена, которую мы имели, заключалась в том, что нас вынимали и пересчитывали на свежем воздухе каждое утро и каждый вечер.
После нескольких лет заключения мы услышали, как кто-то ударил по нашему сундуку и разбил его молотом. Тот, кого мы обнаружили, был наследником старика, который, в то время как его отец лежал на смертном одре, был столь добр, чтобы прийти освободить нас; он разлучил нас в тот же самый день. Какова была судьба моих товарищей, я не знаю. Что же касается меня самого, то я был послан в аптекарский магазин за пинтой испанского вина. Аптекарь дал меня сборщице лекарственных трав, сборщица мяснику, мясник пивовару, а пивовар своей жене, которая меня сделала подарком нонконформистскому проповеднику
После этого я весело путешествовал по свету, поскольку, как я уже говорил вам, мы, шиллинги, ничего так не любим, как путешествовать. На меня иногда покупали баранью лопатку, иногда сборник пьес, а часто я имел удовлетворение угощать адвоката из Темпла в таверне за двенадцатипенсовым общим столом или везти его с тремя друзьями в Вестминстер Холл.
Посреди этого приятного путешествия с места на место я был арестован суеверной старухой, которая заключила меня в сальный кошелек, следуя дурацкому присловью, что, пока она держит при себе шиллинг королевы Елизаветы, никогда она не будет без денег. Я оставался там узником много месяцев, пока, наконец, не был разменян на сорок восемь фартингов.
Итак, я странствовал из кармана в карман до начала гражданских войн, когда, к моему стыду будет сказано, я был использован для набора солдат против короля; поскольку я обладал очень соблазнительной шириной, сержант использовал меня, чтобы завлекать деревенских парней и записывать их на службу Парламенту».
В середине XVII в. страна пережила две войны между сторонниками Долгого парламента и сторонниками короля. После победы республиканцев король Карл 1 нашел смерть на эшафоте, и в Англии была провозглашена республика.
«Как только он убеждал одного человека, он заставлял его взять шиллинг более скромного облика, а затем исполнял тот же трюк с другим. Так я продолжал причинять великий вред Короне, пока мой офицер, когда ему случилось однажды утром выйти из дому раньше обычного, не принес меня в жертву своему удовольствию и не использовал меня, чтобы соблазнить молочницу. Эта девка согнула меня и дала меня своему возлюбленному, применив в более прямом смысле слова, чем это было в ее намерениях, обычную форму: «Моей любви и от моей любви». Этот неблагородный кавалер, женившись на ней через несколько дней, заложил меня из-за глотка бренди и, когда он пропил меня на следующий день, я был выправлен молотком и снова пустился в путь.
После многих приключений, рассказывать о которых было бы утомительно, я был послан молодому расточителю, в компании с завещанием его усопшего отца. Молодой парень, которого я нашел очень экстравагантным, выказал большие проявления радости при получении завещания; но, открыв его, он нашел, что он обездолен и лишен владения значительным имуществом благодаря тому, что меня сделали ему подарком. Это привело его в такую ярость, что, взяв меня в руку и прокляв меня, он швырнул меня от себя так далеко, как только мог добросить. Мне случилось упасть в редко посещаемом месте под глухой стеной, где я лежал необнаруженным и бесполезным в течение всей узурпации Оливера Кромвеля».
Здесь имеются в виду события, связанные с установлением личной власти лорда-протектора Оливера Кромвеля, который с 1553 г. стал единоличным диктатором в Англии. После смерти Кромвеля на трон возвратился сын казненного короля Карл Второй Стюарт, восстановивший в Англии монархию.
«Примерно через год после возвращения Короля Карла II бедный рыцарь, который проходил там около обеденного времени, счастливо бросил на меня свой взгляд и, к великой радости нас обоих, отнес меня в харчевню, где он на меня пообедал и выпил за здоровье Короля. Когда я снова вышел в свет, я обнаружил, что был счастливее в своем уединении, чем думал, избежав, возможно, посредством этого ношения безобразной пары ягодиц».
Уникальный нумизматический эпизод! Два совмещенных щита на монетах времен Кромвеля в просторечии именовались «задница», получив из-за композиционного решения весьма неприятное прозвище. Впрочем, давать прозвища монетам в традициях англичан, (вспомним широко известные «колеса от телеги»- тоже английские монеты, но более позднего времени.)
«Теперь на меня, обладавшего большой исторической ценностью, смотрели больше как на медаль, чем как на обыкновенную монету; по этой причине один картежный игрок завладел мною и превратил меня в фишку, собрав нас для этого употребления в количестве нескольких дюжин. В его владении мы вели меланхоличную жизнь, будучи заняты в те часы, когда ходячая монета отдыхала, и, разделяя участь нашего хозяина, бывая в некоторые моменты оценены в крону, фунт или полшиллинга, в соответствии с ситуацией, в которую карточная фортуна ставила нас. Я имел, наконец, счастье видеть моего хозяина разоренным, благодаря чему я вновь был послан из дома с моим первоначальным достоинством в один шиллинг.
Я пропущу много других случаев меньшей важности и поспешу к той фатальной катастрофе, когда я попал в руки одного мастера, который переправил меня под землю и с помощью безжалостной пары ножниц срезал мои титулы, сжал мои края, урезал мою форму, стер меня до лежащего глубоко внутри меня кольца и, коротко, так испортил и ограбил меня, что не оставил мне ценности и на гроут. Вы можете подумать, в каком смятении я был, видя, как меня урезали и изуродовали. Мне было бы стыдно показаться на свет, не будь все мои старые знакомые уменьшены до такого же постыдного облика, за исключением немногих, которым пробили отверстия в брюхе. Посреди этого всеобщего бедствия, когда все думали, что наше несчастье непоправимо и наше дело безнадежно, мы были брошены вместе в печь и (как это часто случается с городами, поднимающимися из огня) появились с большей красотой и блеском, чем мы могли когда-либо хвастать прежде. Рассказать, что произошло со мной после перемены пола, которую вы теперь видите, я буду иметь какую-нибудь другую возможность».
Судя по всему, превращенные в металлолом монеты были перечеканены в новые с портретом царствующего монарха. Скорее всего, речь идет о Вильяме Третьем (1694-1702 гг.)
«Между тем я только расскажу о двух приключениях, поскольку они самые необычайные и ни одно из них не случалось со мной в жизни более чем однажды. Первым было мое пребывание в кармане поэта, который был так захвачен яркостью и новизной моей наружности, что это дало повод для самой изящной шуточной поэмы на английском языке, названной в мою честь «Великолепный Шиллинг». Второе приключение, которое я не должен опустить, случилось со мной в 1703 году, когда меня подали из милосердия слепому; но в действительности это произошло по ошибке, поскольку человек, который меня подал, бросил по небрежности меня в шляпу, где было на пенни фартингов».
Кажется, произведение не имеет конца, но это не так. Заканчивается история, доведенная почти до 1710 г. Последняя дата упоминания 1705 г. время выхода поэмы Джона Филипса «Великолепный шиллинг». Главный герой произведения Аддисона почти новенький королевский шиллинг еще лежит на столе у автора. Завтра он будет снова пущен в дело и устремится навстречу новым приключениям.