Логотип
Издательство «МИФ»

Новгородская почта - берестяная грамота

Новгородская почта занимает особое место в истории средств связи Русского государства. Ее характерная особенность заключается в том, что огромное большинство писем, доставленных гонцами, — грамотки частных лиц, новгородских купцов. Пересылка бересты носила массовый характер, десятки тысяч таких писем прошло через почту. Новгородская почта была устоявшимся явлением. Долгие годы, с начала XI до конца XV вв., система пересылки вестей не претерпела никаких изменений. Например, в договорах, заключенных городом с соседними княжествами, слово повоз употреблялось до 1471 г., тогда как в остальных русских землях его успели к тому времени достаточно прочно забыть.

Впервые о новгородской почте рассказала береста — простой обрывок березовой коры, исписанный рукой человека.

Более двадцати пяти лет назад, 26 июля 1951 г., на раскопках в древнем Новгороде произошло выдающееся событие — была обнаружена берестяная грамота, за ней вторая, третья... Одно за другим из земли извлекались письма и документы, написанные много столетий назад.

Самое важное в находке берестяных грамот — открытие замеча­тельного для истории русской культуры явления: написанное слово в Великом Новгороде не было в диковинку. Оно являлось привычным, широко распространенным средством беседования на расстоянии. Новгородцы постоянно писали и читали грамотки, рвали и выбрасывали их так же, как мы сейчас рвем и выбрасываем про­читанные письма 1.

Не меньшее значение имеет находка новгородских берестяных грамот для истории древней русской почты. Она показывает, что уже в XI—XV вв. шел активный обмен письмами между русскими городами, была налажена доставка не только княжеских грамот, но и писем простого народа. Не исключена возможность, что часть корреспонденции доставлялась с оказией. Но сами берестяные гра­моты подтверждают существование в Новгороде каких-то каналов связи.

Обширна география отправителей бересты. Писали из Карелии, Ярославля, Смоленска, Емца. А для скольких грамот вообще еще не установлены адреса отправителей!

Почтовых линий в Новгородской земле было, вероятнее всего, не так уж и много и проходили они по основным торговым путям, связывавшим Новгород с традиционными центрами торговли, В частности, уже известную нам грамоту Гордея к родителям вез­ли из Смоленска по старой торной дороге: по Западной Двине и Торопе до Торопца, далее по рекам Куньей и Ловати до Нов­города.

Кто вез грамоту купца Гордея?


Переписчики старинных книг любили украшать рисунками свои работы. Частенько иллюстрируя священные тексты, наблюдатель­ный художник изображал современную ему архитектуру, предметы утвари, облачал мифологические персонажи в одежды своего вре­мени. Не отступили от этого правила и создатели новгородского «Псалтыря» XIV в.: заглавную букву «Г» они нарисовали в виде стилизованной фигуры гонца. Одежда посланца выдержана в ха­рактерных для рисунков книги зеленоватых тонах. Он трубит в берестяный рожок, в руке у гонца посох с крестообразным навершием. Скорее всего это не посох, а увесистая сучковатая дубинка, которой одинаково удобно отбиваться и от бродячих собак и от лесных татей. Вероятнее всего одевались посыльные так же, как и все новгородцы, только рожок являлся знаком их профессии.

Теперь, когда нам известен облик новгородских гонцов, попы­таемся выяснить, доставляли ли они частную корреспонденцию или их функции ограничивались перевозкой княжеских и посадничих грамот.

Исследование грамоты Гордея ничего не дает. Возможно бога­тый торговый гость отправил с грамотой своего слугу или попро­сил отвезти письмо знакомых купцов, ехавших в Новгород.

Но вот другой пример.

Во второй половине XIV в. в Новгород пришла грамота из Копорья 2 от некоего Савелия. Какая-то рать ударила на крепость, и Савелий бежал, бросив часть своего имущества. В раздражении писал он сотскому Максиму Онцифоровичу: «Как договорились, пришли мне второго коня. А я, не имея второго коня, имущество побросал, а часть его растерял... Очень пло­хо мне с одним конем. Ни дома... ни дров привезти, ни матери послать не на чем» [59]. Совершенно очевидно, что человек, имею­щий одного коня, да и тот ему нужен до за­резу, не пошлет на нем слугу с письмом в далекий Новгород. Ведь от Копорья до го­рода около 250 верст.

Как следует из бересты, конь нужен Саве­лию для различных домашних дел: привезти дрова, послать к матери... Упоминаемая по­сылка к матери никоим образом не связана с отправкой писем. Савелий собирался препроводить к ней какие-то подарки, деньги и тому подобное. Еще один пример.

В первой половине XIV в. поехал Петр в село Озеричи косить сено. Покосы он там приобрел недавно и еще не успел познако­миться с соседями. Поэтому местные жители, заподозрив в нем самозванца, отняли скошенное сено. Тогда Петр написал письмо своей жене с просьбой прислать ему копию с купчей грамоты. «Спиши список с купной грамоте да пришли семо, куды грамота поведе» [60].

Конечно, Петр не стал доверять свою грамоту случайному чело­веку, который мог бы ее потерять или просто выкинуть по дороге. Грамоту в Новгород привез и не слуга Петра, в этом случае за­чем бы он стал писать: «пришли семо, куды грамота поведе» (пришли сюда, куда грамота скажет). На первый взгляд эта фра­за совершенно бессмысленна и попала в текст письма случайно. Но чуть дальше мы убедимся, что эта вставка имеет огромное значение: без нее Петр никогда бы не получил копию с купчей грамоты.

И, наконец, последний пример.

Писал в XV в. приказчик Михаил своему барину Тимофею: «Поклон от Михаили к осподину своему Тимофею. Земля готова, надобе семена. Пришли, осподине, целовек спроста, а мы не смием имать ржи без твоего слова» [61]. Общий смысл письма ясен. Михаил извещает своего феодала, что земля готова для посева, и про­сит прислать человека, с ведома которого можно было бы взять из наличных запасов семена ржи для посева.

В тексте грамоты есть только одно слово «спроста», смысл кото­рого не совсем понятен. Ученые до сих пор спорят о значении это­го слова. Среди многих толкований непонятного термина наиболее правдоподобным считается объяснение Н. А. Мещерского [62], который приводит данные, свидетельствующие, что слово «спрос­та» имеет такой же смысл, как и «вборзе» — скорее.

Дело, о котором писал приказчик Михаил, относилось к числу спешных. Оно требовало безотлагательного разрешения: нельзя было упустить время для посева. Поэтому доставку такого письма можно было доверить только специально посланному человеку, ко­торый быстро бы его доставил, нигде не мешкая ни минуты.

Мы познакомились с тремя берестяными грамотками, которые были доставлены в Новгород не со слугами отправителей, не со случайными людьми, а с кем-то, для кого доставка писем была профессией.

Вернемся к письму Петра. Мало вероятно, чтобы его жена не знала, куда и зачем поехал муж. Но Петр купил луга не только в Озеричах, видимо, у него были покосы и в других местах. Написав бересту в Новгород, он счел нужным указать, в каком именно селе у него отняли сено; это — его обратный адрес. Затем в конце письма отправитель добавил, что купчую грамоту нужно отправить только в Озеричи, а не в какое-нибудь другое место. Не будь в письме Петра фразы «пришли семо, куды грамота поведе», жена не знала бы его адреса. Эта приписка все ставит на свои места: адрес получателя — Озеричи.

Написанную берестяную грамоту скатывали трубочкой, текстом наружу.

Для того чтобы грамота дошла до получателя, к ней привязыва­ли берестяной ярлык с именем адресата. Несколько таких грамоток было найдено новгородской археологической экспедицией. Руко­водитель раскопок А. В. Арциховский [63] определяет именные записи как этикетки, ярлычки или адреса. По его словам подобные ярлычки могли привязываться ниткой к подаркам или вообще к вещам (в том числе и к берестяным грамотам), предназначен­ным для передачи определенному лицу.

Бесспорными адресами были следующие три грамотки: № 58 (XIII—XIV вв.) — «Маремеяне» [64]; № 319 (XIII—XIV вв.) — «Еванове попове» («Попа Ивана») [65] и № 12 (XV в.) — «Си­доре дворянин Яколь» («Дворянин Сидор Яковлев») [66].

Интересную грамотку нашла в 1955 г. Новгородская экспедиция. Она почти не испорчена, только две или три буквы оторваны спра­ва от первой строки. А. В. Арциховский датирует ее второй поло­виной XII в. Текст грамоты весьма примечателен: «Кринило синоу. У Федора оу Урокев... А живе во Славне со Коуиже» [67]. Расшифровать эту запись можно так: «Сыну Кринилы. У Федора у...». «Урокев...» — недописанное отчество или прозвище этого Фе­дора. «А живет во Славне...» Последнее слово в грамоте понять нельзя, очевидно, здесь описка. Славно — район в юго-восточной части Новгорода. Теперь видно, что это типичный почтовый адрес. Он, надо полагать, был привязан к грамоте, адресованной сыну Кринилы, жившего у некоего Федора. Дом последнего находился в Славне.

Обращает на себя внимание грамота № 143. Это хорошо сохра­нившаяся записка или, правильнее сказать, этикетка: «5. Заволоцкое» [68]. Написана она не позже первой половины XIII в. Заволоцким или Заволочьем новгородцы называли свои владения в бассейне Северной Двины, за волоками, которые связывали Белое озеро с озерами Воже и Кубанское. Что могла значить эта запис­кА? Предполагается, что она служила этикеткой для предметов, как-то связанных с Заволочьем, или общим адресом для пяти гра­мот, отправляемых туда.

В текстах берестяных грамот иногда встречаются имена лиц, их доставивших. Это — Давыд Прибыша и сын посадничий Мануил.

Кто был первый из них — неизвестно. Из грамоты конца XIV в. можно только узнать, что некая Марина послала с ним письмо и деньги на покупку бухарской ткани «зендянца» [69].

Служилый человек «посадниций» Мануил около 1350 г. привез в Новгород письмо посадника Онцифора Лукинича [70]. Исследо­вавшие эту грамоту В. Л. Янин [71] и Л. В. Черепнин [72] счита­ют, что Мануил мог быть только казенным курьером.

Разумеется, Мануил не приходился сыном ни одному из новго­родских посадников. В старину воинов, постоянно живших со сво­ими начальниками (князьями) или посадниками, называли «детьми». Так появились в России звания служилых людей: дети бояр­ские, дети посадничьи и даже дети митрополичьи. С XIV в. «де­ти» стали получать «за службу» земельные наделы и селиться на них. Но по первому зову своего военачальника они свое хозяйство бросали и принимались за выполнение воинских обязанностей.

Среди дел, которыми занимались «дети», была обязанность до­ставлять грамоты своего начальника. Мы уже имели случай убе­диться в правильности этого предположения: в Киевской Руси обя­занности гонцов выполняли «отроки» и «мужи». Тоже было и в Новгороде.

Новгородские гонцы для доставки корреспонденции пользова­лись повозом, который в берестяных грамотах назывался «вожи» [73]. Лошадей и корм, как мы уже знаем из договора между Вели­ким Новгородом и князем Ярославом Ярославовичем Тверским, вестники брали в купеческих селах, у богатейшей части населения Новгородской республики.

Почему же именно купцы были заинтересованы в своевременной и быстрой доставке корреспонденции?

Один из крупнейших купеческих городов Европы — Великий Новгород стоял на пересечении важнейших международных тор­говых путей. Занимавшимся торговлей по всей русской земле и за границей новгородцам необходимо было знать спрос на товары и колебание цен на рынке. Частые недороды были уделом Новго­родской земли. Поэтому во многих берестяных грамотах повторяется один из тот же вопрос: «Дешев ли хлеб?» Хорошо постав­ленная информация позволяла купцам скупать хлеб в богатых об­ластях Владимирского ополья и Южной Руси, а затем выгодно сбывать его на Севере, получая при этом огромные барыши.


Берестяная грамоты «сыну Кринилы».


План Новгорода. Старинный рисунок


В любую погоду, в жару и холод, в сушь и мокропогодицу ска­кали по дорогам новгородские гонцы с берестяными грамотами. Известный нам Онцифор Лукинич просил однажды свою мать прислать ему медвежью шкуру, меха, одежду, полости. Кроме того, он давал в письме ряд хозяйственных указаний. «...Михи и сереб­ро, — писал посадник, — не добудешь до пути, пришли с Несто­ром сим...» [74], Смысл фразы в следующем: если мать не соберет меха и деньги до установления хорошей дороги («до пути»), то когда дорога будет хорошая, пусть приедет за деньгами слуга Он­цифора — Нестор. Очевидно, письмо писалось в распутицу, когда дороги раскисли и стали непроезжими для обозов. Но, несмотря на это, береста тем не менее была доставлена в Новгород.

В 1952 г. новгородская экспедиция нашла обрывок грамоты: «...чоловекомъ грамотку пришли тайно...» [75]. Ее отправитель, сам того не подозревая, лишний раз подтвердил, что в Новгороде XI—XV вв. существовала система доставки частной корреспон­денции, которой нельзя было доверять тайную переписку.

Тайная переписка имела место в Киевской Руси еще на рубеже XI и XII вв. Археологи находят во многих древних городах печати с надписью «Дьнеслово», которая переводится как скрытое, сокровенное, тайное слово. Ученые связывают некоторые из этих печатей с именами киевских князей Святополка Изяславича и Мстислава Владимировича. География таких печатей довольно об­ширна — Киев, Новгород, Смоленск, Владимир-Волынский. Но как доставлялись запечатанные ими грамотки — остается загад­кой [76].

Год от года богатели «лучшие» люди Новгорода. Купцы стали осторожнее в торговле, реже отправлялись в дальние страны за дивными товарами, жили на проценты, приносимые их сокровища­ми, скупали землю, становились вотчинниками.

В городе зрела крамола. Новгородская знать давно вынашивала мысль отпасть от Москвы и признать над собой власть польского короля и литовского великого князя Казимира IV. Тайно ковался союз Новгорода с Польшей. Непрерывно происходил обмен посла­ми и гонцами. В 1470—1471 гг. бояре подготовили проект догово­ра с Казимиром IV. Грамота была составлена в духе новгород­ской «старины». Большинство статей этого документа были иден­тичны с таковыми в договорных грамотах с великими князьями тверскими и московскими. Но один из ее пунктов не совсем обычен для новгородских договоров: «А подвод по новгородской отчине не имати ни твоим послом, ни твоему наместнику, ни иному ни­кому ж в твоей державе» [77]. Другими словами, все королевские чиновники в новгородских владениях должны были пользоваться своими средствами передвижения. Признавая Новгород королев­ской «отчиной», зависимой от Казимира IV землей, составители договорной грамоты, в первую очередь, стремились избавиться от ненавистного повоза. Гонец с грамотой был перехвачен москов­скими заставами. Великий князь Иван III Васильевич предъявил Новгороду обвинение в измене и во главе своих войск двинулся разорять новгородские земли. 14 июля 1471 г. пятитысячный от­ряд московского воеводы Д. Д. Холмского наголову разбил на реке Шелони прекрасно вооруженное и обученное немцами новго­родское ополчение. После шелонского разгрома «лучшие» новго­родцы подписали Коростынский договор с Иваном III. Произо­шло это 11 августа 1471 г. Статьи о повозе в нем были изложены так же, как в известной грамоте 1266 г.

Шелонская победа поставила Новгородскую феодальную рес­публику в зависимость от Русского централизованного государства и подготовила условия для включения «Господина Великого Нов­города» в состав единого Московского княжества. Через несколько лет Иван III предпринял еще два похода на Новгород. С 1478 г. северо-западные земли окончательно вошли в состав Московского государства. Новгородское боярство и его приспешники были раз­громлены. Рухнула новгородская «старина» и вместе с ней изжив­шая себя система повозной почты. На землях Великого Новгорода была создана по московскому образцу новая, более прогрессивная, система доставки грамот — ямская гоньба.


1 Находке и изучению новгородских берестяных грамот посвящена книга В. Л. Янина «Я послал тебе бересту...», М, Изд-во МГУ. 1965.

2 Копорье — новгородская крепость неподалеку от побережья Финского залива.

Назад                                                       Дальше

В начало раздела "Книги">>>