Логотип
Издательство «МИФ»

ПИСЬМА В НОВУЮ СТОЛИЦУ

В апреле 1703 г. русские войска вышли в устье Невы. 16 мая на одном из невских островков начали рубить деревянную крепость и назвали ее Санкт-Питербурх — город святого Петра.

В год основания Петербурга начала работать почта между городом на Неве и Москвой. Вплоть до 1714 г. скорая гоньба в Ингрию существовала как «почта в полки», т. е. была приспособлена в основ­ном для нужд армии и строительства русского флота. В некоторых документах той поры она так и называлась. Например, в книгах Кремлевской оружейной палаты сохранилась запись 1708 г. о посылке мелкого оружия «в Питербурх с почтой с Москвы в полки» [156]. Поэтому управление скорой гоньбы находилось в руках воен­ных и в первую очередь моряков, хотя формально она подчинялась губернатору А. Д. Меншикову, впрочем, тоже человеку военному.

Почтовую гоньбу организовали сравнительно быстро — за какие-нибудь две недели. Тракт между Москвой и Новгородом был до­статочно хорошо освоен. Оставалось создать два стана на дороге от Новгорода до Петербургской крепости. «Те ямы в довольном месте устроить пристойнее, разделя поровну и смеря верстами, чтоб был ям от яму в равенственном числе мерою» [157]. На каждой станции должно находиться по 10 вытей ямщиков. Такой приказ получил подьячий Новгородской приказной палаты Юрий Водилов. Стройщик разместил на 217-верстовом пути (потом оказалось, что он приписал 12 верст «лишку») станы в Передольском погосте и деревне Заречье.

На следующий год число станов увеличили до семи. Подьячий Евстафий Игнатьев из Новгорода построил остановочные пункты в деревне Менюши, Передельском погосте, деревнях Турово, Васильково, Тозеро, Заречье, Ушеницы. Дорога между ямами не везде была хорошей и сухой. Приходилось делать гати, чинить старые мо­сты, возводить новые, а через реку Лугу около деревни Турово поставили новый плот, который ходил от берега до берега на ка­натах. Случалась и другая неприятность. Не у всех охотников име­лись лошади. Гонщики из Копорья, которых направили в деревню Васильково «сказали, что де у них лошади померли сея зимы от бескормицы и ходят они с почтами пешие» [158]. В помощь этим почтарям Игнатьев приставил пшанского ямщика с 2 лошадьми и дал денег из отпущенных ему средств «на лошадиную покупку». На вновь организованных ямах стояли охотники из Новгорода, Ко­порья, Пшанска и Ладоги. Причем по невыясненным причинам копорских ямщиков в официальных документах называли «казаками».

Как видно из документов, по новой почтовой дороге ездили пре­имущественно верхом. Возможно, тракт был не совсем удобен для передвижения больших обозов и громоздких экипажей. Поэтому гру­зы и путешественники добирались до Петербурга из Новгорода по круговой ямской дороге: по реке Волхов, через Ладогу и Шлис­сельбург 1. Часть ее, до города Волхова, проходила по старому оло­нецкому пути конца XVI в.

Первые годы существования почтового тракта Петербург—Новго­род были годами поисков оптимального размещения на нем необхо­димого числа станций и почтарей. Поэтому и направление движения, и расстояния между ямами, и количество лошадей на них менялись ежегодно, а иногда и по два раза в год.

17 октября 1707 г. Ландрихтер 2 Я. Н. Римский-Корсаков доносил адмиралу П. М. Апраксину, что он учредил от Петербурга до Нов­города станы для почтовой гоньбы, «на каждом стану по 10 лоша­дей, и стан от стана расстоянием по 2 мили 3» [159]. Через несколько лет, в 1710 г., по случаю морового поветрия была проложена боль­шая почтовая дорога в Москву через Ладогу, Тихвин, Устюжну и Кашин. Ее обмерял и организовал по ней гоньбу капитан С. Т. Охшевский, один из устроителей вологодского тракта. На многих участ­ках этого пути, например между Тихвином и Устюжной, никогда не строили станы. Поэтому здесь почтовые лошади содержались уезд­ными обывателями. А чтобы не разорить последних частой гоньбой, подводы на новой дороге разрешалось давать только курьерам, ехавшим с «нужными государевыми письмами» [160]. Почтари по­лучали подорожные, составленные примерно по той же форме, что и для гонцов в города засечной черты. Им разрешалось брать лоша­дей не только на станциях, но и в любом населенном пункте у любого жителя [161]. Курьерская гоньба новым трактом продолжалась меньше года, до весны 1711 г. В последующих документах даже не упоминается о доставке почты в Петербург по этому маршруту.

1711 г. начался для русской почты с распоряжения об устройстве дороги через Волоколамск, Ржев, Старую Руссу. Одновременно с этим приказали, чтобы «через Тихвин и на Тверь посылать никого не велено» 11621. Из-за малой населенности этих мест число под­вод, выдаваемых курьерам, стали ограничивать до 3. Но, кажется, указ от 23 января не был выполнен. Уже весной почта из Москвы приходила в Петербург через Новгород, а между Ржевом и Старой Руссой до сих пор нет прямой дороги.

Итак, было установлено, что наилучшая, самая короткая и самая удобная, дорога для почтовой гоньбы в Москву проходит через Новгород и Тверь. Ее и стали осваивать в дальнейшем.

С 1707 г. начинается прокладка от Петербурга и других почтовых путей. По распоряжению А. Д. Меншикова организуются станы по дорогам до Олонца, Старой Руссы, Великих Лук, Торопца и рубе­жей петербургской провинции. Причем подобно тому, как и от бере­гов Невы до Новгорода, расстояние между ямами определяется в 2 мили, и на каждом должно быть по 10 лошадей для скорой гоньбы. Кроме того, не позже 21 марта 1708 г. 4 начала ходить почта к поль­ской границе через Копорье, Нарву, Псков и Великие Луки. Здесь на каждой станции находилось по 12 подвод.

После присоединения Курляндии начала работать русская почта между Ригой и Петербургом. Гоньба производилась через Дерпт и Нарву. «По завоевании города Риги (июль 1710 г.), — читаем в ар­хивной записи, — по предуготовлению генерал-поручика Боура, от одного подполковника учреждено было и на подставы мужицкие ло­шади сбираны, а потом по порядочной репортиции (распределению) из земли 5 выписаны и через уреченное время сменялись. А в 1712 г. прислан из Санкт-Петербурга почт-мейстер 6 Тарбеев оныя подставы учредить, чтобы на каждой подставе по 20 лошадей непременно стоя­ло, и потому по равно учиненной репортиции вся земля с местностей своих на тех лошадей надлежащее дать принуждены были и от того времени постоянно содержались, токмо на первую (от Риги) под­ставу пять лошадей прибавлено за трудным песчаным путем. На тех лошадей фураж на каждую подставу зимою из земли привозился» [164]. Организация рижской почтовой линии имела для России осо­бое значение — по ней впоследствии доставлялась корреспонденция в зарубежные государства. Но первоначально, до 1714 г., все письма за границу шли через Мемель 7 до прусского рубежа.

И наконец, 2 октября 1712 г. открылось почтовое сообщение из Петербурга в Каргополь. Жители Каргопольского, Олонецкого, Бе­лозерского и Чарондского уездов поставили по большой дороге «в пристойных местах, где и ранее бывали почтовые и ямские станы», по 3 почтовых и по 9 ямских подвод. Так было положено начало тракту Петербург—Архангельск. Практически уже в то время име­лась возможность обмениваться письмами с берегом Белого моря, потому что ямские станы между Архангельском и Каргополем су­ществовали с конца XVI в. Петербургско-каргопольский тракт был организован исключительно силами морского ведомства и находился в его подчинении. Лошадей почтари давали только тем лицам, ко­торые ехали по подорожным Адмиралтейской канцелярии, подписан­ным адмиралом П. М. Апраксиным или адмиралтейским советником А. В. Кикиным, «а окромя оных подорожных, — говорилось в указе об установлении почты, — ни по каким подорожным подвод не да­вать [165].

Первые почтовые линии из Петербурга, как мы уже говорили, относились к военно-полевым почтам. Пока в непрерывных сноше­ниях с каким-либо районом страны была необходимость по тем или иным государственным соображениям, поддерживалась в надлежа­щем порядке и скорая гоньба. Но как только надобность в этом от­падала, приходил в упадок и почтовый тракт. От многих некогда оживленных дорог сейчас не осталось и следа, сохранились лишь те, которые приобрели общегосударственное и торговое значение, та­кие, как Москва—Петербург, Петербург—Рига. Нам ничего неиз­вестно о режиме работы петербургской почты того времени — об этом не говорит ни один документ. Очевидно, гоньба была нерегу­лярной, потому что почтари возили в основном официальные бума­ги, которые требовалось доставлять как можно скорее, в нарушение установленного графика.

Петербургская почта вобрала в себя все лучшее, что применялось на почтовых трактах России: организацию самой гоньбы и контроль за ее осуществлением, способы запечатывания писем и почтовые пе­чати. Вместе с тем она сделала и свой вклад в развитие отечествен­ной службы связи.

«Для оберегательства подвод», надзора за порядком отправления гоньбы, осмотра и подписания подорожных, приема прогонов и ве­дения записных книг на почтовые станции Петербургской губернии по указу 1707 г. назначили особых лиц из военных, дворян «или из каких чинов пристойно добрых» [166]. В 1708 г. на подставы от Петербурга до польской границы послали для надзора офицеров, каждого с командой из шести солдат. Им велели: «тем надзирате­лям на тех станах посланным курьерам давать почтовые лошади по подорожным с расписками, а которые курьеры грамоте не умеют, тех записывать в книги имянно, в которых месяцах и числах и по чьим подорожным почтовые лошади даны будут, и для того на вся­ком стану каждому надзирателю иметь записные книги» [167]. Так родилась особая должность «станционный смотритель». Строго го­воря, до рождения термина оставалось еще почти сто лет. Но по сути «комиссар», их еще и так называли, выполнял те же функции, что и его собрат в конце XVIII в. К слову, «станционный смотри­тель» и «почтовый надзиратель» были синонимами еще в начале прошлого века. В указах 1712—1714 гг. четко очерчен круг обязан­ностей надзирателей. Он «долженствовал почтовый двор и лошадей надзирать и на тех лошадей фураж принимать и выдавать и проез­жающим курьерам и другим чрезвычайно едущим по подорожным до постав лошади отправлять и надлежащее при том старание иметь» [168].

Кроме того, в обязанности надзирателей входило «оберегательство подвод». В начале XVIII в. езда по дорогам России была далеко небезопасной. Шайки из беглых солдат и крестьян хозяйничали на трактах. В Петербургской губернии для охраны почты на каждом стане находились солдаты, которые сопровождали почтаря от под­ставы до подставы. С 1712 г. солдат с почты сняли, а вместо них надзирателям приказали привлечь на каждую станцию «по пяти мужиков для караула». С них взяли клятву, что они будут честно исполнять свой долг и сами на почту нападать не станут.

Особенно славился разбойничьими нападениями переезд через Смыковский ручей неподалеку от Торжка. Старожилы этих мест рас­сказывают о разбойнике Зенце, слава о котором далеко разнеслась за пределами Новоторжского уезда. По преданию, разбойники соби­рались, смыкались, около моста под высокой столетней сосной. В на­роде ее так и называли сосной Зенца, она украшала близлежащий Митинский лес до 1960 г. Против Зенца и других разбойников, ору­довавших на большой дороге, по именному указу Петра I в 1711 г. был направлен полковник Козин с командой солдат. Ему было раз­решено «осудить и казнить за убийство — смертью, а за ограбле­ние — ссылать на каторгу с вырезанной ноздрей» [169]. Легенда утверждает, что Зенцу удалось скрыться от карателей. Так это или нет, но указы о поимке разбойников на почтовой дороге из Петер­бурга в Москву многократно издавались и в последующие годы 8.

На петербургских почтовых линиях впервые в России начинает вводиться строгое разграничение понятий «почтарь» и «ямщик». Примерно с 1710—1712 гг. в указах ямские лошади постоянно про­тивопоставляются почтовым, что, однако, на практике не мешало использовать первых для скорой гоньбы. Наиболее точное опреде­ление различий между двумя видами транспортных средств дал обер-камергер герцога голштинского Берхгольц, живший в России в 1721—1725 гг. Запись относится к 1721 г. «Разница между ямски­ми лошадьми и обыкновенными разгонными 9 заключается в том, что с первыми нужно было ехать три и четыре станции, тогда как по­следние менялись на каждой станции» [170]. Берхгольц называл ямщиков также «извозчиками». Через несколько страниц мы столкнемся с понятиями: езда «на долгих», т. е. от места до места на ямских лошадях, и «на перекладных» — через почтовые станции.

Как уже говорилось, петербургская почта в первые годы своего существования была нерегулярной, что требовало колоссального количества транспортных средств. Поэтому строжайшим образом огра­ничивался проезд людей на почтовых подводах, ими могли пользо­ваться только курьеры и узкий круг лиц, близких к царю. Указы от 17 октября 1707, 17 ноября 1710 и 27 ноября 1713 гг. предпи­сывали нанимать подводы «под всякие припасы повольней ценою» [171] у ямщиков или у любого человека, изъявившего желание пе­ревезти груз. Вместе с тем распоряжение от 2 января 1711 г. раз­решало давать курьерам только по две подводы, вместо трех.

Наряду с ограничением почтовых разгонов принимались меры по увеличению количества транспортных средств и улучшению жизни ямщиков. Интенсивно увеличивалось количество ямов в Петербург­ской губернии. Для этого в 1711 г. в Ямской приказ послали распо­ряжение со станов, «через которое в нынешние случаи езды мало случается, выбрать ямщиков 100 вытей с женами и детьми и с ло­шадьми, сколько подлежить на выть» [172]. С этого указа начина­ется длинная цепь уложений о переселении охотников на возвращен­ные русские земли.

В петровскую эпоху у ямщиков стало больше разгонов, но никоим образом не ухудшилось их материальное положение. Они продол­жали получать от правительства денежное и хлебное жалование, со­хранили за собой прежние земельные наделы. Ямщики освобожда­лись от новых налогов, пошлин и повинностей. Например, при уста­новлении в 1713 г. гривенной пошлины с лошадей, велено было у ямщиков «лошадей не переписывать и гривенных денег не имать, для того, что они всякие полковые припасы возят и с посланными ямскую гоньбу гоняют и на станциях для почты стоят непрестанно 10 и против прежних лет с излишеством и чтоб им той ямской гоньбы не оставить». Ямские охотники не освобождались только от рекрут­чины. Петр I распорядился «употреблять их в драгуны» [173].

Для улучшения материального положения гонщиков правительст­во распорядилось, чтобы количество прогонных денег, следуемых ямщикам, записывалось в подорожных. Почтовые надзиратели обя­заны были требовать с проезжающих прогоны полностью. Если кто-то из курьеров или служилых людей уклонялся от уплаты де­нег, смотритель доносил о всех нарушителях начальству и с прови­нившегося взыскивали прогоны вдвое. Первый указ о платном про­езде в Петербургской губернии относится к 1707 г. 1 июля 1710 г. это положение подтвердили вновь. В дополнение к этим законам 27 ноября 1713 г. вышел новый, повелевавший прогонные деньги давать «в руки ямщиков, а не в приказ или комиссарам» [174]. Но­вый указ значительно сокращал делопроизводство и предупреждал возможность злоупотреблений со стороны приказных, выдававших жалование ямщикам. Следует отметить, что суть распоряжения 1713 г. оказалась очень живучей. Во-первых, сам указ действовал почти сто лет до 1807 г. Во-вторых, его основное положение - вы­давать прогоны в руки ямщиков просуществовало в русских законах до Великой Октябрьской социалистической революции.

Теперь наш рассказ вступает в полосу сплошных противоречий. Разговор пойдет о величине прогонных денег, а источники по этому вопросу не только содержат много неясного, но и зачастую проти­воречат друг другу.

Мы уже неоднократно говорили, что в допетровскую эпоху про­гонная такса составляла 3 деньги на 10 верст за каждую ямскую лошадь, причем на некоторых трактах прогоны не платились. С на­чала XVIII в. положение несколько изменилось. В частности, был введен другой принцип оплаты труда ямщиков, ездивших между Москвой и Новгородом. Они стали получать «кормовых» по 6 денег в день на каждую подводу независимо от того, бывают охотники в разгонах или нет. При устройстве в 1707 г. петербургской почты А. Д. Меншиков приказал платить прогоны за почтовую подводу в в размере 3 алтын 2 денег (10 копеек) за каждые 5 верст пути. При­чем если курьера или почту сопровождал проводник на лошади, то за нее плата не взималась. Приказ петербургского губернатора категорически запрещал безденежный проезд: «а не взяв тех денег (прогонов), никому ни по каким подорожным, кто и за рукою его светлости (Меншикова) объявит, отнюдь не давать и везде жестоки­ми указами запретить, а ежели кто силою возьмет, и тот без вся­кого милосердия казнен будет смертью» [175]. Петр I подтвердил категорическое и строгое предписание своего любимца, но уже через несколько месяцев 31 марта 1708 г. именным указом повелел давать курьерам, посланным из Петербурга к польской границе, лошадей без платежа прогонов. Еще через несколько дней, 17 апреля, имен­ным же указом было определено, какие лица имеют право выдавать подорожные о безденежной даче почтовых подвод из Петербурга в армию и из армии в Петербург.

С 1710 г. по всей петербургско-московской дороге устанавливается единая величина прогона — 1 деньга с версты как за ямскую, так и за почтовую лошадь. Бесплатно могли проезжать только курьеры царя и его приближенных — Меншикова, Шереметева, Апраксина и Головкина. В следующем году сенатскими указами от 10 апреля и 5 сентября предписывалось всем ямщикам между Москвой и Нов­городом, возившим и не возившим почту, установить оплату по ста­рому образцу — 3 деньги за 10 верст, «для того, что ямщикам да­ется годовое жалованье и за ними ж есть земли, а Санкт-Петербург­ской губернии ямы им не в образец» [176]. А 22 февраля 1712 г. московский губернатор И. Ф. Ромодановский с разрешения Петра I, вопреки решению Сената, приговорил за почтовую подводу давать прогон по деньге за версту. И такая неразбериха продолжалась еще несколько лет.

Порой случались курьезы. Например, есть очень интересный се­натский указ от 12 ноября 1712 г. В нем говорится о посылке людей по почте от царя, цариц, царевича и от Сената с письмами, разными другими вещами, припасами и денежной казной. Было приказано с посланных «ймать на ямские подводы прогонные деньги по прежне­му указу по  3 деньги на 10 верст, а почтовые давать безденежно, а поверстных денег по прежним указам как на ямские, так и на почто­вые подводы до указа не имать для того, что от таких посылок те деньги даются из Его Царского Величества казны» [177]. Сопоста­вим этот указ с теми, о которых только что говорили. Первое, что бросается в глаза, — противоречие положению, согласно которому прогоны за почтовые перевозки были выше, чем за ямские. И второе, царские курьеры вообще не платили поверстных денег ни за один вид транспорта. Кроме того, сенатский приговор противоречил имен­ному указу Петра I, по которому на дороге до Каргополя и дальше до Архангельска прогоны за почтовую лошадь составляли 2 деньги на версту, а за ямскую — деньгу.

С 1712 г. Петербург становится столицей Русского государства, но регулярной почты к нему еще не существовало. Письма по опреде­ленному графику доставлялись только из Москвы до Новгорода. Гонцы же в новую столицу отправлялись без регламента. Бывали случаи, когда в один и тот же день из Москвы одновременно выез­жали два посыльных: почтарь с новгородской корреспонденцией и курьер в Петербург.

Ниже приведена выдержка, правда несколько более ранняя по времени, из записной книги московского почтмейстера Правдина. Об­ратите внимание на то, какая путаница получалась из-за существо­вания двух почт — регулярной и курьерской. «1709 года апреля в 15 день отпущена почта с Москвы из Государственного посольского приказа в Великий Новгород и в прочие города, и в тверские сло­боды с почтарем с Иваном Никитиным в холщевом меху (мешке) за полковою почтовою печатью красного сургуча, а с ней ландрихтера Якова Римскова-Корсакова с денщиком со Львом Каменевым на почтовых на двух подводах з грамоты: одна в Новгород, комендан­ту Татищеву И. Ю., две во Псков К. А. Нарышкину, указ в Ладогу провиант-мейстеру Г. И. Бестужеву; пакет из Адмиралтейского при­каза дьяку Т. Долгово при Санкт-Питербурхе; пакет в Стокгольм Я. Ф. Долгорукову; тоже и туда И. Ю. Трубецкому; письмо туда же А. М. Головину; посылка в холстинной обертке в Санкт-Питербурх в дом князя Алексея Михайловича Черкасского человеку его Василью; пакет писем из Дворцовой Канцелярии в Новгород дья­ку Андрею Семеновичу Юдину; письмо в Санкт-Питербурх оберкоменданту Я. В. Брюсу; грамота в Великий Новгород коменданту И. Ю. Татищеву из Разряда о шведах. Таковые почтовые письма и посылки принял Лев Каменев и расписался» [178]. Почтари, попут­чики курьера, менялись время от времени, а он ехал, ни на шаг не обгоняя почту 11.

1714 год. Он знаменуется для петербургской почты переселением ямщиков на тракты, установлением регулярных почт между Петер­бургом и окрестными городами и учреждением городского почтамта.

Строго говоря, все это началось несколько раньше, 27 ноября 1713 г., когда Петр 1 собственноручно написал указ об устройстве в Петербургской губернии станов и поселении на них ямщиков из других мест России. Нам уже известно, какого рода указы издава­лись при устройстве почтовой гоньбы. Отметим некоторые особен­ности, отличавшие петербургскую почту от всех остальных.

Дорога от столицы до Новгорода была разделена на две части, границей которых был город Чудово. На всем пути поселили 216 вытей ямщиков из Московской, Рижской, Ярославской, Азовской, Ки­евской, Казанской и Архангелогородской провинций. Из Сибири охотников не брали — слишком далеко. Но зато сибиряки платили денежный оклад на устройство новой почтовой дороги по 10 рублей с выти, тогда как с их собратьев из Европейской России брали только по пяти. В течение 1714 г. были окончены работы по устрой­ству ямов: построены жилые дома, конюшни, распределены пахот­ные земли и покосы. По первому зимнему пути началось переселение самих ямщиков.

Устройство ямских станов и слобод по петербургской дороге легло тяжким бременем на всех охотников России. Нелегко приходилось и переселенцам. Хотя им «для первого случая» выдали на обзаведе­ние: гонщикам между Чудовым и Петербургом — по 60 рублей на выть, остальным, осевшим в местах, где жизнь была дешевле, — по 40. Этих денег на долго не хватило. Петербургский губернатор А. Д. Меншиков, которому вменялось в обязанность устройство гон­щиков, только отмахивался от челобитных ямщиков. Бесконечная гоньба изнуряла охотников, тем более что, как выяснилось впослед­ствии, в Петербург «высланы были самые маломочные». Скандал разразился 16 июня 1720 г. В тот день Сенат заслушал доклад о положении на почтовом тракте Петербург—Новгород. Отмечалось, что регулярная почта работает более или менее нормально. Зато с пере­возкой грузов дело обстоит из рук вон плохо. Выяснилось, что основ­ные положения царского указа 1713 г. не были выполнены: ямщи­ков поселили меньше положенного, недодали денег на обзаведение, нарушались ограничительные законы о выдаче подорожных. Прямым следствием неурядиц явилось полное разорение охотников и бегство их со станций. Так, на Тосненском яме из 55 переселенных вытей вымерло и разбежалось 45, на Волховском было еще хуже: из 56 вытей его покинули 52. Бежавшие в основной своей массе шли в ямщики на другие тракты, записывались в слободы или к вотчин­никам. Некоторые же выходили на большую дорогу грабить проезжающих [179].

Сенатский приговор предлагал решительные меры для улучшения гоньбы: дослать из губерний и провинций недостающих ямщиков, сыскать и вернуть на прежние места всех беглых, а также послать из Ямской канцелярии «определенных дворян» для осмотра и пере­писи по всем дорогам населения вновь учрежденных ямских и поч­товых станов. Так началось закрепощение ямщиков. Через два года перепись была проведена уже по всей европейской части России. Посланным «для переписки и свидетельства мужеска пола душ» приказали: «ежели явятся из тех ямов выходцы в дворцовые и в сино­дальные (церковные) волости или в слободы и к вотчинникам, и таких из тех мест с женами и с детьми и со всеми животы высылать на прежния их жилища немедленно» [180].

Хотя указы 1720 и 1722 гг. навечно закрепили определенное чис­ло людей за скорой гоньбой, положение ямщиков было гораздо луч­ше, чем остальных государственных крепостных. Петр I и его сотруд­ники прекрасно понимали, какую роль играет почта в развитии во­енного и экономического могущества России. Поэтому к 1720 — 1725 гг. относится целый ряд распоряжений по улучшению условий гоньбы и материального благосостояния ямщиков. Охотникам кате­горически запретили заниматься какими-либо промыслами, кроме из­воза и торговли на станах кормом и съестными припасами. Ямщики перестали возить рекрутов и воинские припасы.

К концу царствования Петра I вводится единообразная такса для проезда из Петербурга в Москву. Прежде всего надо сказать, что еще в 1714 г. было определено право частных лиц пользоваться ям­скими и почтовыми подводами. Поэтому в указе Сената от 27 марта 1717 г. прогонная плата была установлена раздельно для едущих по казенной надобности и для частных лиц. Последние платили двой­ные прогоны — это положение сохранилось до конца XIX века. Для казенных людей были установлены прогоны: за ямские подводы — 6 денег за 10 верст, а почтовые — по деньге за версту [181]. Этот указ нарушал основное правило выплаты прогонных денег на петербургско-московском тракте, установленное еще в 1707 г.: на участке Петербург—Новгород платили больше, чем по всей остальной до­роге. Причина, по словам Берхгольца, «была та, что крестьяне меж­ду Петербургом и Новгородом большей частью были недавно по­селены там, почему их всячески щадили, желая дать им возможность лучше устроиться» [182]. Это положение было вновь изменено рас­поряжением от 24 мая 1720 г., согласно которому за почтовые под­воды от Петербурга до Новгорода платили по 2 деньги, от Новгоро­да до Москвы — по деньге за лошадь на версту. Для ямского транс­порта — соответственно по деньге на версту и по 6 денег на 10 верст [183].

22 июня 1714 г. Сенат объявил о начале регулярной гоньбы ме­жду старой и новой столицами: «учинить обыкновенную 12 почту, в неделю 2 дни, а именно: в понедельник и пятницу, для того что без установленной почты нужнейшие государевы указы и письма посыл­кою медлятся» [184]. Спустя четыре месяца, 24 сентября, аналогич­ное распоряжение было издано и для почты в Ригу, Ревель (Тал­лин) и Пернов (Пярну).

Хотя указ о создании регулярной почты в Москву по времени был оглашен раньше распоряжения от 24 сентября, первой начала организовываться почта Петербург—Рига. По замыслу П. П. Шафирова, она должна была стать образцом для трех остальных. Дело было поручено новому петербургскому почтмейстеру Генриху Готлибу Крауссу 13.

Прежде всего, по желанию царя, который хотел видеть всю Рос­сию одетой в «немецкое» платье, указом от 30 декабря 1714 г. ве­лено было приготовить почтарям новую форму. Почтальонов одели в зеленые 14 английского сукна кафтаны с красными обшлагами и от­воротами и с медными пуговицами, сарцуты (род плаща) с василь­ковыми обшлагами и отворотами, а головной убор с верхом из анг­лийского зеленого сукна с Красными отворотами. На грудь почтальо­на вешалась медная бляха с орлом. Такая одежда была заказана для 20 гонщиков [185].

Почтарям предписывалось извещать о своем прибытии и отправ­лении звуками рожка. Но русские не умели пользоваться этим инст­рументом. Тогда из Мемеля (теперь — Клайпеда) пригласили поч­тальона для обучения петербургских коллег игре на рожке. Однако новшество прививалось с трудом. Полковник Вебер, находившийся на русской службе, рассказывал, что один из почтарей опоил себя «из злости» крепкой водкой, предпочитая умереть, чем приставить к губам немецкий инструмент. Рожок не прижился у русских гонщи­ков. Современники сообщают, что по дорогам мчались почтовые и курьерские подводы с лихим посвистом и криками: «Эй, родимые, грабят!» Ямщиков пытались наказывать, их штрафовали. Выдропужский охотник Николай Логинов в 1721 г. за свист был бит ба­тогами. Все бесполезно. Рожок так и остался неприменяемым атрибутом русской почтовой гоньбы [186].

Собственно говоря, в то время из официальных документов из­гнали русские почтовые термины, такие как «почтовая гоньба», «по­чтарь», «гонец». Им на смену пришли: «почтамт (в тогдашней тран­скрипции— «пост-амт»), «почт-контора», «почтальон», «эстафета» (старое название — «нарочная почта»), «экспедиция», «пост-пакет» (почтовый пакет с письмами), «реестр» и другие. Несколько другое значение имело и слово «корреспонденция». Тогда под ним пони­мали пересылку писем или вообще почтовые сообщения.

Но вернемся к Крауссу. 20 сентября 1714 г. почтмейстер пред­ставил Шафирову 15 доклад о проделанной работе. Почту предлага­лось из-за плохого состояния дороги устроить верховую. На риж­скую линию петербургская почтовая контора выделяла три лошади с конюхами, которые гоняли от Петербурга до первой почтовой стан­ции. Раньше она находилась в 30 верстах от города в Дудергофе (ныне — город Можайский). Краузе решил, что лошадям будет тя­жело, особенно в плохую погоду, делать по тридцать верст в оба конца, и перенес первую подставу ближе к столице в Горелый Ка­бачок (теперь Горелово). Здесь он поставил 18 лошадей 16. Таким образом, между Горелым Кабачком и следующей станцией в Новой Бури (ныне Новая) получился очень большой перегон — 44 версты. Почтмейстер разделил его пополам и на мызе Кипень устроил стан­цию с 20 лошадьми. Следующие за Новой Бурей станы находились друг от друга на расстоянии свыше 20 верст. Их Краусс оставил на своих местах. Схема почтовых подстав между Петербургом и Нарвой теперь выглядела следующим образом: Петербург (24 вер­сты) — Горелый Кабачок (21 верста) — Мыза Кипень (23 версты) — Новая Буря (25 верст) — Копорье (25 верст) — Мыза Пилава (22 версты) — Ямбург (25 верст) — Нарва.

Далее за Нарвой почтовый тракт проходил через Дерпт и Валк. Здесь станции были организованы еще в 1707 г. На них находились по два крестьянина для гоньбы и по одному унтер-комиссару, над­зиравшему за лошадьми. От Риги до Доблена (сейчас — Добеле) хо­дила государственная почта, а дальше к прусскому рубежу коррес­понденцию доставляло частное лицо. В бумагах приказа Ямских дел сохранилось «Известие о состоянии почт в Рижской губернии», в котором есть следующее сообщение: «немецкая почта утверждена по прежнему шведскому порядку и с некоторым иноземцем в Курляндии именем Урбаном контракт учинен, по которому он обязан подставы и почталионы между Добленом и Мемелем содержать и почтовые сумы верно отправлять». За работу Урбану «генерал почт правитель несколько денег определил». Эти «несколько денег» составили 520 талеров (менее 250 рублей) в год [187].

Сложнее дело обстояло с лошадьми. На Пилавской мызе Краусс нашел 15 не ахти каких хороших лошадей. В Ямбурге стояло 16. А в Нарве получилось совсем плохо. Восемь лошадей на почтовой станции совсем не могли возить ни почту, ни проезжающих, до того они были заезжены.

Мы уже говорили, что с 24 сентября 1714 г. начала работать почта в Лифляндии. Это не совсем верно: почтальон уехал только на другой день. А двадцать четвертого был объявлен Регламент о скорой гоньбе между Петербургом, Ригой, Ревелем и Перновым. Почта устанавливалась двух видов — верховая (ординарная) и для перевозки проезжающих. Вновь учрежденной почте и ее служащим давались большие привилегии. Запрещалось всем и каждому за­держивать почту в пути или причинять почтовым работникам какой-либо вред или чинить насилие.

Для соблюдения государственных интересов на каждые два пе­регона назначался особый унтер-комиссар. Его распоряжения долж­ны были неукоснительно исполнять не только подчиненные ему сол­даты, но и все проезжающие. Унтер-комиссары строго следили за тем, чтобы верховая почта отправлялась без замедления, часы ее прихода и ухода записывались с точностью в проездные документы. Курьерам он давал самых лучших лошадей, напоминал о необходи­мости следовать без задержки и взыскивать прогоны за взятые под­воды. В то время часто жаловались на курьеров за то, что они, задержавшись где-то в пути, безжалостно гнали лошадей так, что последние, не выдержав бешеной скачки, нередко падали в дороге. Если же проводник, пытаясь удержать курьера, указывал ему на недопустимость такой езды, то оказывался битым сам. Регламент запретил курьерам впредь творить подобное беззаконие и предписы­вал им ездить сзади проводников со скоростью 8 верст в час 17. Если посыльный нарушал это постановление, комиссар доносил о случив­шемся в Петербургский почтамт и с виновного взыскивалась стои­мость загубленной лошади. Все прочие проезжающие могли получить подводы только по подорожной с взиманием установленных прого­нов. Любой проезжающий, будь то почтарь, курьер или путешест­вующий по своей нужде, не мог проезжать на казенных лошадях больше одного перегона. Для защиты почты и путешественников от нападения «безбожных людей» на каждой станции находился сол­датский караул. С его помощью и при поддержке местных крестьян унтер-комиссар должен был задерживать и заключать под стражу злоумышленников, донося о них петербургскому почтамту. «Наше... высокое намерение», — говорится в заключительной части Регламента,— «состоит в том, чтобы оказать публике услугу устройством вер­ной и безопасной перевозки почты, то еще раз строго напоминается каждому о том, чтобы им исполнялись все предписанные выше поста­новления или чтобы, в противном случае, он ожидал себе наказания за нарушение их, как телесно, так и отнятием жизни, чести и иму­щества, по важности его проступка; для того-же, чтобы никто не мог отговариваться незнанием Регламента, предписывается опубликовать его во всеобщее сведение на каждой почтовой станции». Оттиски Регламента были вывешены на самых видных местах [188].

Почта в Ригу начала работать с 25 сентября 1714 г. Это верно только наполовину, так как с этого дня стали возить лишь частную корреспонденцию. А правительственные распоряжения в Ригу до­ставлялись еще раньше со вторника 24 февраля. Первое время дни отъезда почтаря из Петербурга были вторник и суббота. 25 сентября регламент работы почты сменился: она стала уходить из столицы по понедельникам и пятницам. Верховая почта находилась в дороге четыре дня и прибывала в Ригу в пятницу и вторник, что не было согласовано с графиком заграничной почты, отправляемой в Мемель в воскресенье и четверг, вследствие чего корреспонденция, идущая за рубеж, бесполезно лежала в Риге два дня. Поэтому в декабре 1723 г. вернулись к старому времени выезда почтальонов из Петер­бурга: вторник и суббота [189].

В 1722 г. между Россией и Пруссией начались переговоры об устройстве, помимо легкой верховой, еще тяжелой почты для пере­возки посылок и денежных отправлений. Почти год обменивались мнениями по этому вопросу генерал-почт-директор А. И. Дашков и прусский посланник в Петербурге фон Мардефельд. Переговоры кон­чились ничем, так как стороны не могли разрешить вопроса об от­ветственности за сохранность денежных отправлений.

На петербургско-рижской линии впервые в России вводится но­вый принцип оплаты частных почтовых отправлений: в качестве ве­совой единицы был принят не золотник, а лот 18. Такса почтовой оплаты была следующей: от Петербурга до Нарвы — 5, до Дерпта — 8, до Ревеля —10, до Риги —15, до Митавы (Елгава) — 18 копеек за лот. Эта такса оставалась неизменной в течение 20 лет. Почтмей­стер Краусс определил стоимость пересылки зарубежных писем. Он определил ее из стоимости провоза письма до Риги — 15 копеек за лот, 12 копеек — за пересылку его от Риги до Мемеля и загранич­ного почтового сбора (так называемого «порто») за дальнейший тран­зит до места назначения. При этом Краусс проделал одну нехитрую операцию. Он получал плату за пересылку заграничного письма в копейках, а расплачивался за него с немецкими почтмейстерами в прусских грошах, курс которых был ниже. Таким образом, в доход петербургского почтового двора шла разница в курсе, что составля­ло, по мнению авторитетного исследователя русских финансовых связей с заграницей М. И. Чулкова, для каждого письма в Голлан­дию 5 копеек с лота [190].

Первоначально почта перевозилась из Петербурга в Ригу на кре­стьянских лошадях без платежа прогонов. В 1718 г. лифляндские ландраты 19 обратились к П. П. Шафирову с требованием оплачивать их расходы за доставку корреспонденции. В противном случае они грозили остановить почтовую гоньбу. Поэтому Шафиров вынужден был повысить таксу за иностранные отправления, потому что «из почтовой казны за малым сбором платить было невозможно». Она стала почти в два с половиной раза выше. Теперь почтовый сбор за письмо от Петербурга до Мемеля составлял 69 копеек вместо преж­них 27 [191].

Почтовые сборы за иностранную корреспонденцию составляли ко­лоссальные по тем временам суммы. Так, с 1 июля 1720 г. по 1 июля 1723 г. петербургская почтовая контора получила 7614 рублей 9 ко­пеек. Вместе с тем очень много приходилось платить так называе­мых «ремизов» — денег за пересылку русской корреспонденции за границу. Только за письма в царских «интересах писанные» в 1720г. пришлось перевести мемельскому почтамту 3163 рубля 78 копеек.

Рижская почта создавалась как образцовая. По ее подобию в 1715 г. реорганизуется московско-петербургская гоньба. 6 июля и 13 сентября командировали в Петербург из Посольской канцелярии подьячих Федосия Ряховского и Ивана Юрьева, которые устроили новую почту. Здесь принцип организации рижской почты соблюдал­ся в точности. Вместе с тем были и отличия: за перевозку «почто­вых заморских писем» почтарям платили поверстные деньги. На всех ямских станах велись особые книги, в которые записывали все проходящие почты. В конце года книги отправляли в Петербург к Шафирову, который выдавал прогоны выборным от почтовых ста­нов. И еще одна небольшая деталь: почтари московского тракта, в отличие от своих рижских собратьев, возили почтовые сумы без сопровождающих [192, 193, 194].

Пересылка «немецкой» почты из Москвы в Петербург через вновь учрежденные станции началась 2 февраля 1716 г. Первоначально на каждой станции находилось по 4 почтовых и 10 курьерских лоша­дей. Через год число почтовых подвод уменьшили до трех. Содер­жание по 13 лошадей на стане причиняло ямщикам «великие убытки и разорение». Поэтому Сенат 8 июля 1723 г. распорядился «от Пе­тербурга до Новгорода на почтовых станах быть по 6 лошадей, а прочим с дальних ямов почтовым и кои стоят для заморской почты не быть» [195]. Одновременно указали, что казенная корреспонден­ция пересылается через учрежденные почты, а не через нарочных посыльщиков и курьерами. Таким образом, на московской линии произошло слияние почтовых и курьерских подвод.

От Петербурга до Москвы плата за пересылку писем исчислялась еще по-старому, с золотника: от Москвы до Клина — 3, до Твери — 4, до Торжка — 5, Вышнего Волочка — 6, до Новгорода — 7 и до Петербурга — 10 копеек за золотник. Если из столицы посылали письмо по Архангельскому тракту, то оно сначала доставлялось в Москву и уже оттуда на Север. Отправка письма из Петербурга в Архангельск обходилась 20, в Вологду—15, в Ярославль—13 ко­пеек с золотника веса.

Казалось бы, из Петербурга в Архангельск письма проще возить через Каргополь. Но эта почта подчинялась Ямской канцелярии и купеческие письма для пересылки не принимала. Она доставляла только дворянскую и солдатскую корреспонденцию, а также гра­мотки русских промышленников. Такая почта называлась ямской.

Первый петербургский почтамт или, как тогда говорили, «почто­вый двор», возможно, был открыт в 1714 г. [196]. Это была малень­кая мазанка, такая же, как сотни «дворцов» в юной столице. Она стояла около Троицкой пристани 20 на Неве. Почти прямо от по­чтового двора начиналась «перспективная» дорога на Москву — современный Невский проспект. 20 мая 1715 г. Петром I был утверж­ден проект застройки Миллионной 21 улицы (ныне улица Халтури­на). Почтовый дом построили на месте современного Мраморного дворца. Большое двухэтажное здание было возведено в следующем году.

На почтамте не только производились почтовые операции, но и жили приезжающие, устраивались большие увеселения. Петр I здесь «многократно отправлял некоторым праздникам и викториям тор­жества», бывал на свадьбах у своих приближенных. Это сообщает, ссылаясь на очевидцев, И. И. Голиков, автор многотомных «Деяний Петра Великого». По его словам, в почтовом доме Петр «повелел одну залу убрать наилучше, в коей потом... имел со своими минист­рами, генералами и офицерами публичные ассамблеи и другие боль­шие для увеселения всех собрания; сей дом избрал монарх для со­браний таковых, как кажется, для того, чтобы участниками онаго были и чужестранцы» [197]. Рассказу Голикова противоречит со­общение известного нам Берхгольца: «В почтовом доме обыкновенно останавливаются все пассажиры до приискания квартир, потому что гостиниц, где бы можно было остановиться, здесь нет, кроме этого дома, который тем неудобен, что все должны выбираться оттуда, если царь угощает в нем; а это очень часто случается зимою и в дурную погоду (как зимний, так и летний дворцы царя очень малы, потому что он не может жить в большом доме; следовательно в них не довольно места для таких случаев, повторяющихся здесь почти еженедельно). Летом почтовый дом очень приятен: из него чудесный вид, но зимою там, говорят, почти нельзя жить от холода» [198].

Штат почтамта был невелик. Кроме охраны и служителей в нем состояли почтмейстер, секретарь, переводчик и три почтальона.

Петербургский почтовый двор в 1714 г. получил свою печать, сохранилось ее описание. Этот штемпель оттискивался на сургуче. Его диаметр — 28 мм. В середине изображен государственный герб России — двуглавый орел, по кругу сделана надпись «St. Pietersburgs Post-comp-toir — «Санкт-Петербургская почтовая контора».

В 1716 г. почтмейстер Краусс был изобличен в неблаговидных поступках и отдан под суд за незаконную выдачу подорожных, по­лучение из-за границы золота и драгоценностей, за мздоимство. На его место назначили Федора (Фридриха) Юрьевича Аша.

Ф. Ю. Аш (1683—1783), немец по происхождению, поступил на русскую службу в 1707 г. Принимал участие в Полтавском сражении и Прутском походе в качестве начальника армейской почты. Петр I оценил честность, исполнительность и аккуратность Аша и пожало­вал ему 1000 рублей. В 1714 г. Аш назначается сначала секретарем, а после отстранения Краусса первым почт-директором 22 петербург­ского почтамта. В этой должности он состоял 76 лет вплоть до са­мой смерти [199]. Несмотря на все свои положительные качества, Аш был безынициативным человеком. Обычно все идеи об улучшении почтовой гоньбы и о прокладке новых линий исходили от генерал-почт-директоров или московского почтамта, Аш же воплощал их в жизнь с необыкновенной пунктуальностью. В историю русской поч­ты петербургский почт-директор вошел как беззастенчивый перлюстратор чужих писем. В архивах Москвы и Ленинграда можно найти много частных посланий, скопированных Ашем. Например, в ЦГАДА хранится дело «с приложением от разных иностранных при Россий­ском дворе Министров (послов) на почте посланных писем» [200].

 

1 Шлиссельбург (Шлюхтенбурх) — ныне Петрохрепость.

2 В 1708 г. при делении России на губернии были учреждены суды, во главе которых стояли ландрихтеры — земельные судьи.

3 Русская сухопутная миля равнялась 7 верстам или 7,4676 км.

4 Точнее даты назвать нельзя. Этим числом помечена роспись почтовой до­роги к польской границе, хранящаяся в делах Воинского морского приказа в Центральном государственном военно-морском архиве. В росписи говорится о почте в Польшу, как о давно существующей. О ямском же тракте до ™рвы известно из ноябрьских записей Походного журнала Петра I за 1704 г. [163].

5 Здесь под словом «земля» имеются в виду районы Курляндии, располо­женные вдоль тракта.

6 Цитируемая запись датирована 5 сентября 1722 г., когда слово «почт­мейстер» стало привычным. А в 1712 г. организаторов почты так еще не называли.

7 Ныне — г. Клайпеда.

8 Легенда о Зенце и документы о грабежах на почтовой дороге сообщены автору старейшим новоторжским краеведом А. А. Сусловым.

9 Кроме почтовых лошадей для обыкновенных разгонов, на станах находи­лись также подводы, предоставляемые только курьерам.

10 Приведенный указ противоречит сказанному выше. Это объясняется тем, что правительство всячески пыталось реорганизовать русскую почту на евро­пейский манер, но огромное число посылок не позволило отделить почту от ямской гоньбы. К услугам последней прибегали чаще, чем хотелось.

11 Именной указ от 12 июля 1708 г. рекомендовал по причине частых нападений на почту отправлять курьеров вместе с почтарями.

12 Почтовая связь, организованная по принципу Рижской и Архангельской почт, в отличие от спешной курьерской называлась обыкновенной. В документах той поры можно встретить еще такие названия: «ординарная» и «ординальная», произведенные от немецкого «ordinar» — обыкновенный.

13 Эта фамилия известна и в другой транскрипции — «Краузе».

14 Зеленый цвет форменного мундира являлся отличием почтового ведомства и в XIX в.

15 П. П. Шафиров официально принял петербургскую почту только в январе 1715 г. Но с самого начала скорой гоньбы в Петербург он постоянно интере­совался ее работой. С 1714 г. Шафирову передавались все доклады столичных почтмейстеров.

16 Ямщики между Петербургом и Нарвой снабжали лошадьми почтарей, ехав­ших в Псков, Ригу и Ревель, поэтому на этом участке ставили по 20 подвод. Лошадей покупали по 10 рублей из доходов Петербургской губернии.

17 Это правило относилось только к почтовых лошадям. Указы 1715 и 1722 г., изданные в развитие Регламента, требовали, чтобы посыльные на осо­бых курьерских лошадях проезжали в час по хорошей дороге до 15 верст.

18 Лот = 3 золотникам = 12,797 г.

19 Ландрат — в России в 1713—1719 гг. выборный от дворян уезда совет­ник. Ведал судом и гражданским управлением в уезде.

20 Эту пристань в те времена иногда называли Почтовой.

21 На некоторых старинных планах эта улица называется еще Немецкой.

22 Краусс носил звание почтмейстера.

<<<Назад   Далее >>>

 В начало раздела "Книги"

В начало раздела "Книги">>>